Современники Вальтера Скотта с исключительным вниманием (и восторгом) вчитывались в те страницы романа, где на протяжении нескольких глав развертываются уговоры Джини Динс различными доброжелателями и ее показания на суде. При том, что религия и церковь сохраняли тогда власть над человеческими душами, вера для многих успела стать условностью, обрядом, делом ума и расчета. Вальтер Скотт воскресил, что называется, святую простоту. Религиозное простодушие он показал как силу, которая может быть одновременно и спасительной, и губительной. Да, святость истово верующей крестьянской девушки оказалась вознаграждена: ей удалось сохранить и чистоту своей веры, и жизнь сестры, однако до чего тонкой ниточкой соединены обе стороны ее триумфа!
«Бог правду видит, да не скоро скажет» — гласит народная мудрость, выражаемая у разных народов по-разному. У нас говорится: «Пока солнце взойдет, роса очи выест», а на шекспировском языке это звучит так: «Пока травка подрастет, лошадка сдохнет». Джини Динс добивается невероятной удачи. Не изменив высшему принципу — не совершив клятвопреступления и подвергнув жизнь своей сестры смертельному риску, она же, взывая к высшим земным властям, успевает увидеть свет истины — своим походом в Лондон спасает сестру.
При этом заметьте: и у королевского двора она ищет для несчастной Эффи не оправдания, а всего лишь помилования.
Нам как читателям дано быть свидетелями того, что во времена Вальтера Скотта называлось поэтической справедливостью. Иначе говоря, драматическую ситуацию мы видим в объективно-правдивом изображении: если религиозный принцип, которого неотступно придерживается Джини Динс, действует безотказно, быстро и жестоко (после отказа Джини лжесвидетельствовать Эффи тут же — логично — выносится смертный приговор), то помилование обретается, в общем, силой случая, исключительно благодаря удачному стечению обстоятельств. Ведь своеобразное паломничество молодой шотландки в Лондон могло оборваться в любую минуту, какого-нибудь влиятельного лица, от которого зависело помилование, могло не оказаться на месте, или же (и скорее всего) к этому лицу оказался бы закрыт доступ, наконец, само помилование, как и предостерегали Джини доброжелатели, могло запоздать.
Хотя победа Джини Динс несомненно идеализирована, ничего иного в качестве вдохновляющего символа Вальтер Скотт своим читателям не предлагал. Верность местным традициям и лояльность в отношении центральной власти — именно это автору «Эдинбургской темницы» представлялось и желательным, и достижимым. По мысли Скотта, к осуществлению этого идеала (компромисса) стремится «душа Шотландии», ее народ в лице своих самых чистых представителей, таких, как Джини Динс, и тому же способствуют наиболее выдающиеся и влиятельные шотландцы, подобные герцогу Аргайлу.
На высшем сословном и государственном уровне герцог Аргайл осуществляет, в сущности, то же самое, чего по-своему удается достичь простой крестьянке. Своей непреклонностью (фактически бесчеловечной), рискуя жизнью сестры, Джини Динс удовлетворила требованиям самого сурового шотландского пуританизма — не посрамила веру предков, и она же добилась милосердия, обратившись к английским властям. Герцог Аргайл, как рассказывает Вальтер Скотт, выступал против крайностей шотландского местничества (он помог англичанам подавить восстание 1715 г.), и он же умел защитить интересы своих соотечественников перед английской короной.