— Кто идет? Приставить ногу! Скласть оружие! Командира по прямой на завал вперед!
Никакого завала никто не видел. Голосом четким и веселым Цветков крикнул:
— Идет отряд «Смерть фашизму» под командованием военврача Цветкова. Мы свои! Вышлите к нам человека, увидите! А нам ничего в вашем хозяйстве не разобрать! И поскорее, товарищи, у нас раненые, мы сами едва держимся…
За темным ельником, не сразу, а погодя, вспыхнул свет фонаря, и тот же властный голос деловито сообщил:
— Чтобы вы знали — на вас наставлен пулемет «максим». Так что соблюдайте осторожность, ежели вы гады!
Подтянутый, в короткой шинельке, в меховой шапке с красной ленточкой, с гранатой в руке, пожилых лет, солидный боец подошел к Цветкову и вежливо попросил:
— О туточки все ваше вооружение положьте. О туточки, где утоптано…
И, обведя лучом фонаря лица Володи, Холодилина, Бабийчука, оглядев раненых, вздохнул, покачал головой и пожалел:
— Досталось вам, ребятки, ой, видать, досталось.
В это самое время двое молодых парней — на лыжах, с карабинами за плечами, в ватниках и теплых шапках — вышли из-за деревьев, чуть сзади цветковского отряда.
— Они? — спросил тот боец, который велел складывать оружие.
— Они, дядя Вася, — сказал молодой голос. — Они самые. Мы от Шепелевских хуторов за ними идэмо.
Цветков зло нахмурился: выходило, что даже за ночевкой следили эти лыжники.
— Свои, — сказал другой. — Они за Шепелевским у такую кутерьму попали — хуже нельзя. Но оторвались ничего, хорошо.
— Чтоб хвоста на нас не навели! — ворчливо произнес дядя Вася, отбирая от Цветкова «вальтер». — Понятно?
А не более чем через час Цветков и Володя сидели в теплой и чистой землянке самого Виктора Борисовича Лбова и отвечали на короткие и жесткие вопросы командира и комиссара отряда Луценки. Чай, налитый в немецкие, толстого фаянса кружки, остывал, никто до него не дотрагивался. И картошка, политая желтым жиром, тоже простыла. Только хозяйский табак-самосад сворачивал себе Цветков, проходя ту проверку, без которой ни он, ни его люди не могли влиться в соединение Лбова.
— А ну-ка еще: как вам будет фамилия? — спросил у Володи Луценко, холодно щуря на него свои узкие глаза. — Не разобрал я.
Володя повторил по слогам.
— Не Аглаи Петровны, часом, сынок?
— Нет. У нее нет детей. Я ее племянник.
— Тот самый, что за границей были?
— Тот самый. Да других у нее и нет.
— А ее, вернувшись, не повидали?
Лбов перестал расспрашивать Цветкова и обернулся к Луценке.
— Повидал, — сказал Володя. — Мы вот с доктором Цветковым там даже оперировали, в Василькове, она эвакуацией командовала…
— Так-так, — весело подтвердил Луценко, — так-так. А какие у нее перспективы были — вам неизвестно?
— Мне известно, но тетка просила меня никому об этом не говорить…
— Так-так, — еще более повеселел Луценко. — И нам велела не говорить?
Устименко промолчал.
— Живая ваша тетечка и здоровая на сегодняшний день, — вдруг радостно улыбнулся комиссар. — С приятностью для себя это вам сообщаю. Можете ей написать. Со временем, или несколько позже, получит. Теперь еще один вопрос — заключительный. После нехорошего этого дела в Белополье, — вы кого послали искать связи в район? Как ему фамилия?