Как и прежде, он всякий раз приносил ей цветы и све­жие журналы. Теперь, когда она могла есть твердую пи­щу, он привозил ей разные лакомства, чтобы разнообра­зить пускай превосходную, но все же однообразную боль­ничную еду. Он заказал ей в палату видеомагнитофон и принес для развлечения несколько кассет с фильмами. Но он все чаще замыкался в себе и мрачнел и все более осто­рожно выбирал слова. И он больше у нее не засиживался.

По мере того как лицо Кэрол обретало свой нормаль­ный вид, Тейт все больше отдалялся.

Он перестал приводить к ней Мэнди. Она как-то наца­рапала печатными буквами в блокноте имя Мэнди и по­ставила вопросительный знак, но он лишь дернул плечами.

– Мне показалось, эти визиты приносят ей больше вреда, чем пользы. Когда выпишешься домой, у тебя будет масса времени для общения с ней.

Эти резкие слова глубоко ранили ее. В ее однообраз­ном существовании встречи с Мэнди стали важными со­бытиями. С другой стороны, может быть, и к лучшему, что он их прекратил. Она начинала все сильней привязы­ваться к девочке и всеми силами хотела помочь ей преодо­леть кризис. А поскольку у нее все равно не будет такой возможности, то лучше разом оборвать все эмоциональ­ные нити, которые стали их связывать.

Ее отношение к Тейту носило более сложный характер. С этим будет не так просто, когда из его жизни она вер­нется обратно в свою.

Что ж, во всяком случае она вернется не с пустыми ру­ками – у нее будет набросок материала, показывающего изнутри увлекательные подробности жизни кандидата на пост сенатора США, которого кто-то хочет убить.

Эйвери одолевало профессиональное любопытство. Что было не так в семейной жизни Ратледжей? Почему Кэрол хотела смерти мужа? Прежде чем сделать окон­чательный вывод, она должна перебрать все варианты. И когда она поведает миру правду, то ее репутация чест­ного журналиста будет восстановлена.

Все же при мысли о том, чтобы растрезвонить всему свету о закулисных подробностях жизни Тейта Ратледжа, у нее во рту появ­лялся неприятный привкус. Сейчас проблемы Тейта Ратледжа были в равной сте­пени и ее проблемами. Она никого об этом не просила, ей их навязали, но игнорировать их она не могла. По при­чине, которой она не находила объяснения, она чувство­вала себя обязанной искупить вину Кэрол перед Тейтом.

В тот единственный раз, когда она, охваченная состра­данием, прикоснулась к нему, он откровенно отверг ее, но Эйвери понимала, что отчуждение между Тейтом и Кэрол выходит далеко за рамки обычной семейной ссоры. Это была настоящая пропасть. Он обращался с ней, как с ди­ким зверем, посаженным в клетку. Он выполнял все ее желания, но не забывал соблюдать дистанцию. Он ей не доверял.

Насколько Эйвери успела узнать, это недоверие имело под собой весьма серьезное основание. Кэрол и еще кто-то задумали убить Тейта. И больше всего ее теперь мучили вопросы: как и почему?

Вернулся Тейт, и она на время забыла о своих трево­гах. Однако, когда он приблизился к ее инвалидному креслу, улыбка сползла с ее лица. Он был угрюм.

– Почему ты пишешь левой рукой?