Нина заморгала.
– Наверное, я плохо объяснила. Да, мы впервые познакомились в училище, но сдружились, когда столкнулись в интернате для одиноких стариков. Никто не лгал, просто обе мы рассказывали вам не очень четко.
– Да? – удивилась я. – Отлично помню, как вы, Нина, говорили про свою тетю, которая по доброте душевной разрешила вашей одногруппнице пожить в своей квартире. И про то, что после смерти тетушки вы остались с Ксенией вдвоем, начали рожать детей, до сих пор ютитесь в той квартирке, пусть и трехкомнатной, но маленькой. Вы, заботливые мамочки, поселили в одном помещении мальчиков, в другом девочек, в третьем оборудовали гостиную, а сами спите в утепленных лоджиях. У меня чуть слезы из глаз не полились, когда я услышала ваш рассказ. Но при проверке документов открылась совершенно иная картина. Выяснилось, что Михайлова и Волынкина на паях владеют двухэтажным домом площадью более шестисот метров. Расположен особняк в Подмосковье, при нем есть обширный участок. У Ксении три девочки, у вас два мальчика-близнеца. Дети посещают местную деревенскую школу, все, кроме вашего сына, которого зовут Ростислав. Его возят в Москву в дорогую элитную гимназию, год обучения в которой стоит немереных денег. Назревают вопросы. Откуда у медсестры, получающей скромную зарплату, средства на фешенебельную школу и водителя, который на своей машине катает ребенка туда-сюда? Почему его брат и названые сестры учатся в сельской школе, а Ростик получает прекрасное образование? Зачем вы врали мне про халупу размером с домик для хомячка? К чему фантазия про совместное с Ксюшей обучение в медучилище?
Нина повесила голову на грудь.
– Простите. Сейчас объясню. Ростика я больше его брата люблю. Стараюсь относиться к детям одинаково, но сердцу не прикажешь, именно к Ростику я испытываю особое чувство. Про убогую трешку наплела вам, потому что всегда просматриваю информацию о пациентах. Узнала, что Романова богатая, муж у нее крутой, деньги самосвалами во-зит. Думала, вы пожалеете меня, убогую, дадите денежек, вам ничего не стоит толстую пачку ассигнаций резинкой перетянуть и нищенке вручить, этой милостыни хватит еще на какое-то время обучения Ростика. Вот откуда деньги – я их выклянчиваю, унижаюсь. Люди слышат про мою «спальню» на лоджии и раскошеливаются.
– Ладно, – согласилась я, – это возможно. А дом-то откуда?
– Его Ксюша купила, – отрапортовала Нина, – на свои сбережения.
– Да ну? – усомнился Костин. – Откуда у Михайловой такие средства?
– Не знаю, – жалобно протянула Нина. – Я у нее просто домработницей служила. Мы вовсе не подруги были, она хозяйка, я прислуга, которой за уборку разрешили в доме жить.
Я всплеснула руками.
– Час от часу не легче! Ну и ну! Оказывается, прекрасный просторный дом принадлежит Михайловой, а вы у нее горничная. И в каком случае вы говорили правду?
– Сейчас, – простонала Нина.
Костин открыл ноутбук, поинтересовавшись попутно:
– Зачем же солгали Лампе раньше?
Глаза Нины медленно наполнились слезами.
– На самом деле мы с Ксенией познакомились, когда работали в доме престарелых. Жуткое место. Я тогда со своими мальчиками по съемным углам мыкалась…