– Вы позволите мне прийти повидать вас?
Он подал жалобу на дворецкого Луи, решительно требуя вмешательства полиции.
Все бумаги были в полном порядке, они лежали на столе у комиссара поверх ежедневных, менее важных донесений.
Никто и никогда не видел, как появлялся Максим Ле Брэ, – он всегда шел коридором и сразу же проходил в свой кабинет, – но все слышали его шаги. И на этот раз у Мегрэ екнуло сердце.
Вся скамья уже была занята посетителями – главным образом бедняками и оборванцами. Он по очереди вызывал каждого из них, выдавал им справки о месте жительства или нуждаемости, регистрировал потерянные вещи или находки, отправлял в камеру задержанных на бульварах нищих или торговцев запрещенными товарами.
Прямо под часами в черном футляре поблескивал колпак электрического звонка, и когда раздастся звонок… Он рассчитал, что чтение его доклада и жалобы Минара должно занять приблизительно минут двенадцать. Прошло двадцать минут, а его все еще не вызывали. Наконец легкий щелчок звонка дал ему знать, что начальник просит соединить его с кем-то по телефону.
Кабинет Ле Брэ от зала комиссариата отделяла обитая войлоком дверь, заглушавшая даже самые громкие голоса.
Быть может, Ле Брэ уже связался по телефону с Ришаром Жандро, гостем которого он был столь часто.
Вдруг дверь приоткрылась без звонка:
– Мегрэ!
Доброе предзнаменование? Или плохое?..
– Войдите, голубчик.
Прежде чем усесться за письменный стол, комиссар, попыхивая сигарой, несколько раз обошел кабинет.
Наконец, задумчиво положив руку на папку с делами и словно подыскивая слова, он сказал:
– Я прочел вашу бумажку.
– Да, господин комиссар.
– Вы сделали то, что полагали своим долгом сделать. Ваш рапорт составлен очень подробно, очень точно.
– Благодарю, господин комиссар.
– В нем даже я упомянут.
Он жестом остановил Мегрэ, попытавшегося было открыть рот.
– Я вас ни в чем не упрекаю, напротив.
– Я старался как можно точнее записать все сказанное и виденное.
– Да, ведь вы получили возможность осмотреть весь дом.
– Меня водили из комнаты в комнату.
– Значит, вы убедились, что ничего подозрительного нет.
– В комнате, указанной Жюстеном Минаром, тюлевая занавеска была зажата оконными створками, словно кто-то наспех захлопнул их.
– Это могло произойти когда угодно, верно же? Нет никаких доказательств, что занавеска не находилась в таком состоянии уже несколько дней кряду.
– Отец, мосье Фелисьен Жандро-Бальтазар, был крайне удивлен, застав меня в своем доме.
– Вы написали «испуган».
– Таково мое впечатление.
– Я знаком с Жандро – мы с ним несколько раз в неделю встречаемся в клубе.
– Да, господин комиссар.
Комиссара, красивого, породистого мужчину, можно было встретить на всех светских раутах, так как он был женат на одной из самых богатых наследниц Парижа. Однако, несмотря на свой образ жизни, он все же заставлял себя регулярно работать… Веки у него всегда были помятые, у глаз вырисовывались гусиные лапки морщин. Надо полагать, что в эту ночь, как, впрочем, и в большинство других, он спал не больше Мегрэ.
– Вызовите ко мне Бессона.
Бессон был единственный инспектор, которого оставили в комиссариате на время королевского визита.