– А все равно родину любить надо… Хотя зимой, конечно… Я тебя понимаю… Но он говорит: водки дам, самогона. Даже автоматы.
– Это чтоб родину любить?
– Ну…
– И что, стрелять?
– Ну…
– Кого?
– А кто не любит.
– А как узнать?
– Легко. Он портреты раздаст. Они все чернявые, косоглазые, лысые и рыжие.
– Много?
– Да, много. А зачем нам с ними делиться? Останемся и будем родину сами любить.
– А если он слово не сдержит?
– Тогда совсем другого надо искать. Чтоб такого пообещал, какого еще никто не обещал.
– За ним пойдем?
– А за кем ходить?.. Был один: «Я вам ничего не обещаю. Будет трудно». Ну? Видал ухаря?.. «И трудно будет, и я вам ничего не обещаю…» Кто ж за ним пойдет и куда? Пусть дома сидит.
– А где этот, который все обещал?
– Обещал скоро быть.
– А тот, что ничего не обещал?
– Тот вообще говорить не хочет. Я, говорит, работаю. Я, говорит, в последних очках. Мы его окружили. Я его просто за горло взял: «Так как надо родину любить?» Он мне такую глупость сказал: «Прокорми себя. Облегчи всем нам жизнь».
– И это патриотизм?
– Да, говорит, это и есть высший патриотизм.
Испытание деньгами
Как много устарело!
Как изменилась жизнь!
Крик из окна Дома писателя
А я вот думаю, что испытание деньгами самое тяжелое. Потяжелей диктатуры. Испытание деньгами мы не выдержали.
Никто не хочет платить за их продукцию. Им платить надо, а за их продукцию не надо.
Пока деньги не были деньгами, мы что-то немножко делали, нас чем-то немножко кормили. Все одинаково вставали в восемь, куда-то ехали, в том же порядке, как вставали. Там как-то сидели и в шесть куда-то возвращались. От этого такими яркими были песни у костра и походы на байдарках. И для того, кто не знал, что такое свобода (а откуда он мог знать), счастье было достигнуто.
Костры, байдарки, микроскопы.
Но и там никто не хотел работать, кроме увлеченных.
Хотя, если они такие увлеченные, почему в войне нас столько погибло?
Захотелось зарабатывать.
Деньгами дух поддержать. Гайдар сделал деньги.
«Попробуем», – сказал он, и испытание деньгами началось.
Если деньги настоящие, их всегда не должно быть.
У всех. Если у кого-то есть, они во что-то вложены. Если у кого-то нет, у того и нет, пока не заработает.
То есть в карманах нет ни у кого, кроме бандита.
И он старается побыстрей избавиться, чтоб не поймали.
К этой мысли: заработал – съел, заработал – надел, – надо привыкнуть.
Не привыкаем мы. Сломились.
Язык на плече. Голова падает. Горло сухое.
А у тех все равно больше. У тех, которые рядом.
Они имеют кто место на базаре, кто контейнер.
А ты как просил, так и просишь.
Но если раньше кусок колбасы или муку, то теперь деньги. А кто даст? Я же сказал, что денег в кармане ни у кого нет. Для этого долго надо жить. Чтоб за благотворительность налоги не брали.
Сейчас кто заплатит налоги – сам резко обеднеет, а на государстве ничего не отразится.
Как было нищее, так и осталось.
Поэтому каждый думает: пусть хоть я.
Ну пусть один из нас разбогатеет, то есть я.
И в этом есть смысл, поскольку государство из нас состоит.
Сам налоговый инспектор, видя, что его усилия ни на чем не отражаются, хочет хоть какой-то результат, то есть свой дом. На таможенные курсы огромный конкурс, сам народ пальцем показывает: мама, я туда хочу.