Перехватив ухват, пан подгреб старуху к себе и ударил рукояткой пистолета по седым космам. Череп противно хрустнул, а тело атаман отбросил на хозяина.

– Гдже тэрба? – напомнил он, вытирая оружие о чужую рубаху.

Один из мальчишек вышел в сени и, притащив пустой мешок, бросил его под ноги пана.

– Свалата, – скривил губы Казимир.

Маленький ублюдок нарочно принес мешок из-под муки! Упихав вывоженный в дерьме кунтуш и шаровары, сунул туда же портки с кладом. Вскинув мешок на плечо, Казимир попятился к двери, стараясь не показать виду, что ему не по себе от трех пар детских глаз…

– Ты нам еще встретишься! – по-взрослому пригрозил один из мальчишек.

«А ведь вырастут, волчата…» – подумал Казимир и остановился. Выпустив мешок, одним прыжком оказался возле детей и выхватил саблю, отсчитывая удары…

– Едэн! Два! Тшы!

Пан атаман выдохнул воздух, гордясь собой, – понадобилось только три удара. Посмотрев на хозяина, плававшего в луже крови, Казимир рубанул того в лицо – едэн, два… На «тшы» клинок натолкнулся на кость и рука сорвалась. «Пся крев!» – выругался пан, вспомнив, что собирался вчера наточить саблю, но так и не сподобился. Решив, что мужик сдохнет и так, атаман вытер оружие о штаны убитого мальчишки и вышел. Заглядывать в зимнюю избу, где наверняка осталось что-то ценное, не стал – пусть хлопы забирают.

На улице лежали трупы. В исподнем – местные мужики. Атаман принялся считать мертвецов, но сбился со счету – не то пятнадцать, не то двадцать. Попадались и одетые. Не поленившись, остановил коня. Кому сегодня не повезло? Вон, тут валяется один из содомитов – из груди торчит обломок палки. Там – Феодор-конокрад с распоротым брюхом. У третьего головы вообще не было. «Чем это его?» – удивился пан, трогая коня. Он не собирался лить слезы по убитым. Народ, если не считать Сергуню, никчемный. Но и хлоп сам виноват, коли проморгал паршивую бабу с вилами. Атаман был доволен. Четверо убитых – немного, бо, добыча того стоила! Пришли бы позже, когда быдло проснулось, потери были бы больше. Как там народ?

Народ справлялся без понуканий, не отвлекаясь на вудку с закуской или на девок. Девки еще немного девками побудут, а выпить можно и потом…

Под бабьи причитания из домов выносилось все ценное – мешки с зерном, бочонки с медом, тюки с холстами, сундуки с одеждой, оловянная и медная посуда – и укладывалось на крестьянские же телеги. Атаман не заметил, как доехал до середины села, где стояла деревянная церковь. Возле колокольни лежал хлопчик со стрелой в спине. Видимо, пытался ударить в набат, но не успел. У дверей храма свалены иконы, вывороченные из иконостаса, красная материя, праздничные ризы и церковная посуда.

«Сребро! – приятно изумился Казимир. – Богатые хлопы!»

Обычно в таких церквушках ризы на иконах ставили из меди, а дарохранительницы, потиры и прочая утварь – из олова и бронзы. Двое разбойников держали за руки бородатого старика в черном балахоне – ксендза, то есть русского попа. Одноглазый запорожец время от времени бил попа в грудь, вминая в тщедушное тело наперсный крест, и спрашивал: