– Женя? – удивилась теща. – И что стоишь? Заходи. Мы не кусаемся.

Он смущенно улыбнулся и нащупал крючок на калитке.

Теща стояла на крыльце, вытирая о фартук влажные руки – полная, разрумяненная, с гладким, добрым и немного растерянным лицом.

«А ведь они мне родные, – с тоской подумал Свиридов. – И эта добрейшая Анна Ивановна, и хмурый, вечно насупленный дед».

– Ну вот, я приехал, – пробормотал он, протягивая теще дурацкий букетик.

– Заходи! Гостем будешь, – повторила она приглашение и перевела взгляд на внучку: – Ну что ты застряла? Папа приехал!

«Папа» – вздрогнул он. Спасибо, Анна Ивановна!

Катька вскинула на него зеленые очи. Он улыбнулся и протянул к дочке руки. Ища поддержки и одобрения, Катя взглянула на бабушку. Та еле заметно кивнула, подбодрила. Дочка медленно поднялась с корточек, не спеша отряхнула ладошки и вразвалочку подошла к нему.

– Привет! – улыбнулся он. – Ну как ты, Катюша?

Та опять посмотрела на бабушку.

– Хорошо, – тихо сказала она. – А ты к нам надолго?

Он, не зная, что ответить, растерянно пробормотал:

– Как получится…

– Идите в дом! – крикнула теща. – Обедать!

В доме было чисто и нарядно. Уютно. Пусть по-мещански, по-дачному: коврик с оленями на стене, кружевные, накрахмаленные, колышущиеся на ветру шторки, рыжий абажур над столом, дешевые, из штампованного хрусталя, вазочки с плетеными салфеточками под ними, слоники в ряд, аккуратно выставленные на комоде, – Валентина все-таки добилась выселения слоников из городской квартиры. Пахло борщом и котлетами, чем-то печеным, ванильным, сладким. Пахло флоксами, стоящими в зеленой вазе. Пахло домом, жильем. Пахло семьей.

Смущаясь, Свиридов присел на краешек стула. Теща, расставляя тарелки и раскладывая приборы, украдкой разглядывала его. Он разговаривал с дочкой.

Катька, оттаяв и поборов смущение, отвечала подробно и бойко. Отчет был вполне обстоятельным:

– Ходим с дедом по грибы, но грибов мало, одни мухоморы. Зато земляники полно! – И глаза у нее загорались. – Да, ба?

Теща кивала, соглашаясь.

– Дружу с Галей и Татой, это две сестры, соседки. Галя хорошая, а Тата вредная. Мы иногда с ней не дружим, – бодро продолжала девочка. – Печем с бабой пирожки, да, ба? Лично я люблю с клубникой, ее у нас завались. А дед любит с капустой. А баба со всем подряд. Да, ба?

Теща улыбалась:

– Да, да, болтушка!

Катька притащила рисунки, слепленные кривоватые фигурки из пластилина, тетрадку с гербарием – «это мы с мамой».

Анна Ивановна тем временем наливала борщ – темно-малиновый, с белым распадающимся островком сметаны. Пах он невероятно. От нетерпения у Свиридова задрожали руки. Он сунул их под скатерку – не дай бог, теща увидит. Та, похоже, все поняла.

Ел он торопливо, обжигаясь и громко глотая. Вкусно было невероятно.

Потом подали котлеты, знаменитые тещины котлеты, пышные, здоровенные, пахнущие чесночком, источающие прозрачный, золотистый сок.

Катька болтала, теща делала ей замечания, дочка на секунду замолкала и снова продолжала болтать.

На третье был смородиновый кисель и вертушки – так теща называла сдобные, закрученные в спиральку и присыпанные сахаром булочки.