«Верный троцкист Хрущев виновен в бесконтрольной натурализации «возвращенцев» из ОУН-УПА, в смычке националистов с партгосаппаратом. Бандеровцы засели в обкомах и министерствах УССР, совершенно безнаказанно ведя подрывную деятельность, разваливая Советский Союз изнутри. Если националистский беспредел не пресечь, на Украине сбросят красные знамена и поднимут желто-голубые…»

Клац-клац, щелк-щелк! Дррр… Дзынь!

Вздрагивающая каретка докатывается до края, злорадно звеня: «Раз-зява!» Да ладно, подумаешь – вышел за поля… Кончил же!

Всё теперь. Ближайшая операция запланирована аж на декабрь, а пока можно и наукой заняться, личную жизнь устроить.

Я нервно потер пальцы – и замер, холодея. Показалось мне или и вправду брякнули в дверь? Не дыша, не шевелясь, я напрягал слух, чуя, как вспугнутое сердце заходится в биеньи.

Послышалось, наверное… Или дворовые футболисты мяч пасанули.

«Засвечен гараж, постоянно сюда таскаюсь! – мелькает в голове. – Дождусь, что чекистов на хвосте приведу, буде «мышка-наружка» вцепится… А оно мне надо?»

Хорохорясь, выжимаю вслух:

– Ага, а еще я школу засветил, пропадаю там по шесть дней в неделю! – Горло пробрало хрипотцой. – Из дома по ночам не вылезаю…

В дверь заколотили. Я взвился с табуретки и ломким шагом, на цыпочках, просеменил к выходу. Бухавший пульс звенел в голове, пустой, как выеденная банка шпрот.

«Что делать?! Не открывать?! – восклицаю про себя. – И сколько тогда высиживать? До ночи? Или до утра? Ага… А потом выйти – и нарваться на пост наблюдения! Спокойней, спокойней, не дрожи… Гараж не обыскивали – все контрольки на месте…»

Чуть было не ляпнув: «Кто там?», я обреченно сдвинул грюкнувший засов, чувствуя на запястьях холодную цепкость наручников.

У ворот гаража топтались двое мужчин пролетарского обличья, оба в изгвазданных спецовках. Тот, что повыше, с румяным лицом Емели-дурачка, тщательно, как хирург, вытирал руки пучком ветоши, а его упитанный товарищ озабоченно листал замусоленную тетрадку, щурясь от дыма «беломорины», прикушенной в уголку рта. За ухом у него торчала шариковая ручка, красная с белым.

Неверующе узнавая Кузьмича, председателя гаражного кооператива, я обморочно припал к воротам.

– А дядь Вова где? – добродушно выцедил пролетарий, зажимая папиросу желтыми зубами. – К‑хм…

– Я за него… – слабо толкнулось от меня.

Кузьмич кивнул, жадно вбирая остаток вонючего синего дыма. Затушив окурок, он раскрыл свой тощий гроссбух.

– Сдаем на новый столб, по пятерке с бокса, – деловито проинформировал меня председатель, водя пальцем по списку. – Старый прогнил, того и гляди завалится. К‑хм!

Я безропотно расстался с синенькой бумажкой. Кузьмич одобрительно кивнул, выудил из-за уха ручку и дал мне расписаться в тетрадке, где в столбик пыжились закорючки соседей по гаражу.

– Кто там еще? – поинтересовался Емеля-дурачок, заглядывая председателю через плечо.

– «Санька-Ванька», кразист наш… Пошли скорее, а то ему на смену.

Оставшись один, я уже не запирался – распахнул ворота бокса настежь. Пускай страхи выветрятся…

Тот же день, позже

Рим, проспект Бруно Буоцци