Я снова попыталась закричать. Но своей грязной ладонью этот тип закрыл мне рот. Развернув меня спиной к себе, он прошептал на ухо:

— Молчи, бл. ть, иначе порежу на куски прямо тут.

Внутри меня всё переворачивалось от боли и злости на себя. Что же я наделала! Как мне выбраться отсюда живой. Как мне дожить до рассвета? Снова увидеть маму, поймать ее понимающий, любящий взгляд, рукой разгладить тонкие морщинки на ее лбу?

Кому молиться, чтобы снова увидеть любимые черные глаза и задохнуться от нежности, светящейся в них? Обнять его и стоять так целую вечность, умирая от счастья. Ласково прикоснуться к его теплым губам. Смеяться вместе с ним над Ариниными шутками. Красть с его тарелки мамины сырники с вареньем…

Моя надежда медленно потухала, и вместе с ней отмирали все мои внутренности и душа… Широкая ладонь закрывала пол-лица. Вытянувшись в напряженную струнку, я с трудом могла вдохнуть. Содрогаясь от мерзости, я ощущала жадные руки подонка на своей груди, между ног, на животе. Меня замутило. Содержимое желудка спазмами подкатывало к горлу.

Наклонив голову, парень шумно дышал мне в ухо. Он упирался мне в спину своим возбужденным органом. Глазами я шарила вокруг. Если бы мне дали нож, я бы, не задумываясь, распорола ему живот. Но я не могла дотянуться даже до камня. Парень был сильным, и мои трепыхания лишь раззадоривали его.

— А ты горячая штучка! Твоему Максу нравится?

"Откуда он знает Макса?" — опалило меня.

Тип сдернул в меня пальто и швырнул под ноги. Я закрыла глаза. Несколько часов назад мы с Максом занимались любовью на улице. Безудержно, страстно, трепетно… А теперь меня лапал этот больной ублюдок. Я закричала от ненависти. Я закричала так, что с деревьев сорвались вороны, и равнодушное эхо облетело весь пустырь.

Как раненая львица, я вырывалась, кусала его руки, кулаками со всей дури била по голове. Тип матерился и выламывал мне руки. Повалив меня на землю, он упал на меня сверху. Я рычала и царапала ему лицо, пытаясь выдавить глаза. Мерзавец с размаху ударил меня по голове. Я почувствовала, как из носа, по губам, побежала струйка крови.

С трудом перевернув меня на живот, тип вывернул мне руки назад. Он обхватил мои ноги своими и бедрами прижался к моим ягодицам. Выкручивая суставы, я пыталась встать, но мое тело было в мертвой хватке этого ублюдка. Он стал сдирать мои брюки, вырывая пуговицу с корнем. Телефон выпал из брюк.

"Макс всё это слышит!" — ошпарило меня. Мне стало ужасно стыдно, ему не надо это слышать, это слишком грязно… Пусть у него в памяти останутся наши жаркие, полные любви и нежности ночи, наши рассветы… А то, что он слышит сейчас, это не про нас, это просто кошмар, который когда-нибудь закончится, и не будет больше унизительной боли и злых слёз… Не будет больше ничего… Для меня. А в памяти Макса я останусь счастливой, влюбленной глупышкой, которая верила, что этому счастью нет конца…

Я устала бороться, я сдалась. Невидящим взглядом я уставилась в рыхлую сырую землю и просила у неба только одного — потерять сознание прямо сейчас, умереть от разрыва сердца, чтобы не проживать эти гнусные, ужасные минуты… Мерзавец почти справился с моими брюками, мое тело содрогалось от рыданий и судорог отвращения.