— Слушай, а разве не все ребята ушли с Пристанéй на «Розалину»? Ведь было же приглашение: приходите добровольно, не упустите ваше счастье…

Петька фыркнул.

Я сказал угрюмо:

— Ну да. Вольная бродячая жизнь лучше всякого комфорта. Сам себе хозяин, учиться не надо…

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Не верят потому что…

— Вот ты возьми и объясни им.

— Как же я объясню, если ты меня не пускаешь?

«Не пускаешь»! Я чувствовал: если не пустить, он уйдет без разрешения. Опять он сделался колючий и словно загородился глухой дверцей.

Чтобы смягчить спор, я спросил небрежно:

— А правду отец Венедикт говорил, что у вас там целая организация?

Петька оттопырил губу.

— Какая организация… Была бы она, могли бы тогда чего-нибудь добиться. А то ведь на «Розалине» никто пикнуть не смел… Ну что могут сделать пацаны против полиции и правительства с пушками?

Это он так по-взрослому выдал, устало. Горько.

— А… что бы вы хотели сделать?

— В том-то и дело, что никто ничего не хотел. И не хочет. Об одном только договорились: никогда не ссориться, маленьких не обижать и не приставать ни к каким ребятам… Это для того, чтобы выжить. Иначе нас давно бы изничтожили, без такой вот… связки…

— Ну… иди, раз такая «связка». Только не гуляй там допоздна.

Он обрадовался:

— В семь часов вечера — как штык!

И правда вернулся точно. Однако это утешения мне не принесло. Я принюхался.

— Дитя мое! Что за подозрительный запах от тебя исходит?

— Куртка дымом пропиталась: у костра сидели.

— А пасть твоя пропиталась табаком… Нет, ты не отворачивайся!

Петька не стал отпираться:

— Я маленько. Это такой… обычай. Вроде как трубка мира, символически.

— А если я тебе сейчас надаю по шее? И не символически, а всерьез?

Он дурашливо надул губы:

— Я больше не буду…

— Не ломайся!

— Ну, я правда не буду. Честное слово.

— Конечно, не будешь! Потому что ни на какие Пристаня́ больше ни ногой!

Петька не стал спорить. Завел патефон и поставил пластинку с песней «Я на подвиг тебя провожала…» Это из давнего-давнего фильма «Остров сокровищ». Намек какой-то, что ли?

Весь вечер Петька молчал, а утром объявил, что опять собирается на Пристаня́. Причем на этот раз вместе с Кысом. По этому четвероногому там, видите ли, соскучилась маленькая Дайка.

Я, разумеется, на дыбы:

— Никаких Пристанéй, никаких Даек!

— Ну Пи-ит…

— Я сказал!

Тогда он ощетинился, как никогда раньше. Скинул с плеча куртку, расставил ноги, сощурил мокрые глаза.

— А какое ты имеешь право запрещать?

— Выходит, не имею? Ну… тогда иди к… этой шпане! Хоть на всю жизнь!

Петька зазвеневшим голосом крикнул:

— А что ты знаешь про них?! Ты же… ничего! А я там целое лето жил! Что ты знаешь про Китайца? Шпана, да? А он меня все это время поил-кормил! Как своего! А ребята? Я бы без них подох! Что ты знаешь про Витьку Чижа или Скрипача?! Они для меня свежую малину воровали на рынке, когда я от кашля помирал! Или, думаешь, они глупые? Да они, может, не меньше тебя разбираются во всяком таком… и в многомерных пространствах, и в бессмертии души!.. И ни про кого не говорят, что шпана…

Он был прав. Ничего я толком не знал ни о жизни его на Пристаня́х, ни о друзьях его там. А ведь с ними он прожил, пожалуй, не меньше, чем со мной…