Ни слова из их разговора не слышал генерал Стрепетов, все глубже погружаясь в сон. Но, должно быть, при этом не только радужные, как следовало ожидать, сновидения витали над ним, потому что иногда его «копия мечей» грозно ощетинивались навстречу какому-то врагу. Ничего не слышал он и тогда, когда его водитель, въехав в поселок конезавода и притормозив у одного из крайних домиков, вышел из кабины и, снаружи открывая дверцу, выпустил из машины пассажирку, напутствуя ее:

— Эта Макарьевна тебя и на квартиру примет, и скорее кого-нибудь другого поможет твою тетку найти. Она о каждом знает в нашем поселке даже и то, чего он сам не знает о себе. Скажи ей, что тебя генерал Стрепетов на своей персональной «Волге» лично до ее корчмы довез.

Проводив Михаила Солдатова и вернувшись на остров, Будулай поднял бинокль к глазам, привычно обегая его мощными линзами дугу уже зарозовевших под лучами закатного солнца придонских склонов. На этот раз он, может быть, и проскользнул бы стеклами тридцатикратного «цейса» мимо серебристо-серой «Волги», которую уже привык видеть здесь по воскресеньям на одном и том же месте на косо срезанной верхушке Володина кургана, если бы теперь не донеслись оттуда до него звуки музыки. Но и не столько они задержали дальнейшее движение его бинокля вдоль раковины правобережья — мало ли теперь по выходным дням звучало здесь всякой музыкина песчаных косах вокруг острова и на воде с надувных лодок, — сколько то, что это была знакомая ему музыка. Такие переборы, сдвоенные, с бурными всплесками, могли быть только у цыганских гитар и бубнов. И ему захотелось вернуться биноклем к промелькнувшей в его стеклах женщине, которая танцевала под эту музыку на устланном полынью склоне Володина кургана.

Несмотря на то, что была она не в кофте с широкими рукавами и не в длинной со складками юбке, а в купальнике золотистого цвета, в ней сразу же можно было узнать цыганку. Ему не раз приходилось и раньше видеть и слышать одетых в цыганские костюмы танцоров и певцов, особенно в сельских клубах, когда он докочевывал вместе со своим табором до станиц и сел, и на фронте, когда к казакам Донского кавкорпуса зачастили во время наступления фронтовые ансамбли, но, как только им начинали хлопать, он обычно не знал, куда спрятать глаза, потому что настоящих цыганок и цыган среди них почти не было. А в этой, стоило ей всего лишь, как теперь перед стеклами его бинокля, повести плечом и всплеснуть над головой бубном, никто уже не смог бы усомниться. Не говоря уже о том, что только цыганка и смогла бы так суметь, на мгновение застыв — продрожать плечами. Но тут же Будулай и опустил бинокль, увидев, как она в своем золотистом купальнике сходила сперва с одним из своих спутников, а потом и с другим в лесополосу. Потом они все втроем спустились к Дону, долго там купались в правом рукаве, и, когда возвратились к «Волге», она опять танцевала, но уже не под гитары и бубен, а под транзистор. Будулаю почудилось, что однажды он уже слышал и эту грохочущую музыку, но где и когда, не смог вспомнить. И теперь уже она не одна танцевала на устланном полынью склоне кургана, а сразу с обоими своими спутниками, которые, прыгая вокруг нее и вращая задами, перетягивали ее за руки друг от друга. Тоже прыгая, приседая и колыхая бедрами, она извивалась между ними.