Санитар как-то слишком резко отвернулся и пошел к полю.

Хаджар же не мог сделать и шага. Все вокруг, куда только дотягивалось зрение, было усеяно телами.

Мертвецами, стонущими, ранеными, умирающими, нанизанными на копья, растерзанными, сожженными, изломанными.

До самого горизонта некогда красивая равнина была устлана телами.

Хаджар посмотрел себе под ноги – ступни утопали в крови по самую щиколотку.

– Проклятье, – шипел Неро. – Проклятье… Проклятье!

– Пойдем, – тихо произнес Хаджар.

До самой ночи они, через “не могу”, таскали тела в лагерь. Лишь когда они уже и сами почти упали на поле брани, их сменили подоспевшие легко раненые. А также те, кто вышел из этой мясорубки не более чем с парой порезов или ушибов. Таких, наверное, с рождения берегли боги.

Затем потянулись тяжелые будни.

По привычке Хаджар и Неро поставили палатки в небольшом отдалении от общего лагеря. Только теперь вместе с ними здесь, на месте отряда Догара, больше никого не было. Только лекарь. Но через пару дней он снялся с места и отправился к своим собратьям-санитарам.

Так друзья и стояли вдвоем.

В какую-то ночь пришла Сера. Не к Хаджару – к Неро.

Сам же Хаджар счел, что будет правильным прогуляться в эту ночь по лагерю. Все равно бы он не заснул под аккомпанемент сладострастных стонов.

Он бродил по все растущему лагерю. Вот только не было ни плясок, ни вина, только грустные, старые песни. Их у костров пели солдаты, вглядываясь в пламя так, будто искали в нем ответы.

– Офицер Хаджар, – отдал честь кто-то из солдат.

Хаджар удивился, но кивнул.

– Офицер, – раздалось с другой.

– Офицер Хаджар.

– Офицер! – звучало из уст многих солдат, офицеров и даже старших офицеров. Они отдавали ему честь, а он удивлялся, что те в принципе знали, как его зовут.

Зачем он ходил по лагерю, который больше напоминал кладбище живых мертвецов? Пустые лица, мертвые глаза, не более того.

Может, он надеялся, что сейчас среди солдат обнаружит знакомое лицо? Поднимется несокрушимый гигант, протянет ему руку и скажет: “Славная битва была, помощник... Завтра чтобы был на тренировке!”

Но вместо этого лишь шум ветра в кронах деревьев. Грустный, полный печали шелест листьев.

– Офицер Хаджар, – отдал честь какой-то молодой солдат, – садитесь с нами.

У небольшого костра на поваленных бревнах жались друг к другу несколько десятков офицеров, солдат и даже командиров. Хаджар кивком головы поприветствовал Гэлиона. Тот прижимал ладонью повязку, укрывшую левый глаз.

После битвы каждый воин, вне зависимости от ранга, пытался отыскать плечо соратника. Так они могли поверить в то, что остались живы. Что окружающее не было их последним смертным сном.

Хаджар кивнул и сел рядом.

Он тоже к кому-то прижался.

На душе стало спокойнее.

Вскоре кто-то, взяв старенькую лютню, запел. Вскоре к нему присоединились и остальные сидевшие у костра воины. Легкий мотив понесся над кострами и травой.

Я в славной битве смерть обрел

среди мечей, друзей и жара крови

и я бы памятник тебе возвел,

да уж не знаю, забороли

врага ль мы в сече той.

На третий день каждый воин надевал доспехи. Кто-то – стеная от боли, другие – скрипя зубами. Но каждый, кто мог стоять, пусть сам, пусть с чей-то поддержкой, каждый надел доспех.