– Ага, как бы ударили… Ладно, теперь зовём на помощь!..

Три удара – пауза. Опять повтор. Хотя уже после третьего сигнала метнувшийся по дороге к малому плато Слиш прокричал:

– Едут! – чуть позже с довольным смехом добавил: – Ровно десять! И факелами себя освещают, как на параде! Уродливые олухи!

А подставные стрелки выбирали самые лучшие позиции для отстрела приближающихся всадников. Правда, Менгарец не забывал в сторону лагеря монахов на дорогу посматривать и комментировать увиденное для друзей:

– Оп-па! Переполошились, гады! Чуть ли не все повставали… а может, и не спали… Стоят у кромки и пялятся в темноту. Так что начинаем бить всадников чуть раньше, чтобы они из-за поворота видны не стали строителям башни. И сапоги! Старайтесь сапоги не повредить!

Хорошее дело – грамотная засада, да ещё на узкой дороге, где даже всадникам развернуться особо негде. Первый залп, и передние лошади падают вместе с седоками, образуя неудобный затор своими телами. А стрелы уже летят в замыкающих воинов, которые пытаются затормозить и развернуться. Ни о каком сопротивлении не идёт и речи, потому что стрелы летят из непроглядной темноты и их слишком много. Последних шевелящихся врагов, по причине погасших факелов, добивал из лука уже только эмиссар его святости. Он же устремился с мечом на контрольное добивание. В предстоящей схватке нельзя было оставить ни одного подранка.

Затем бегом – возвращение в ячейку и вновь подаваемый сигнал тревоги. А за ним частые удары, призывающие настоятеля к опусканию гипотетического рубильника. С некоторым опозданием, но волна прошла. После чего новые сигналы: «Высылайте десяток для забора гостей!»

А тут уже монахи задумались. Что-то им сильно не понравилось. Может, они бы всё-таки и послали очередной десяток на назойливые призывы колокола, но тут всплыла одна ошибка Менгарца. При добивании Вещателей он обращал внимание только на человеческие тела, посчитав лежащую и пофыркивающую лошадь совершенно ни при чём. А та возьми да и встань! После чего рысью помчалась в сторону крепости. С оборванными стременами и окровавленным седлом. И только полный осёл не догадался бы, что десяток попал в засаду.

Не успевший выстрелить по ускакавшей лошади Форш досадовал больше всех:

– Пусть бы они там все ослепли! Никто не торопится! – кричал он в паузах. – Может, уже хватит звонить?

– Наоборот, сейчас максимально звенеть стану! – переполошился Виктор, поглядывая на дорогу. – Тут из лагеря к нам в гости собираются… Форш! Бегом в ячейку!

И пока товарищ торопился на ощупь к своему месту, зачастил ударами по резонирующему металлу колокола.

Скорее всего, некто старший среди строителей башни проявил нездоровую инициативу. А может, решил, что стрелки требуют помощи именно с его стороны, хотя и понимал, что нападения врагов отсюда не было. Поэтому приказал двум с половиной десяткам монахов бегом пересечь плато и разобраться на месте. Сам же, как позже выяснилось, благоразумно остался в лагере. Ну и этот нежданный манёвр мог сработать великолепно. Монахи бежали в темноте, без факелов, а перестрелять их в одиночестве Виктор не смог бы при всём желании. Хотя уже хотел бросать звонить и хвататься за лук в любом случае. Но тут настоятель принял ошибочное решение. Откуда он мог видеть, что происходит на первом рубеже обороны? Да и рассуждал он наверняка резонно: «Валим пока всех, а утром разберёмся!»