И так далее. Список бесконечен.

Это, если можно так выразиться, рядовые события.

Каждое из них вполне могло быть объяснено естественными причинами; пугали только их густота и интенсивность.

А вот чем объяснить появление в Полесских болотах громадных ядовитых змей — а то и чего-то похуже змей, потому что так растерзать человека не в состоянии ни одна змея? Равно как и нашествие на Японию громадных — полуметровых — крыс, наглых, не боящихся никого и ничего? Почему вдруг странно и жутко принялись мутировать тараканы — после пятидесяти миллионов лет абсолютной генетической неизменности? Почему в центре Ашхабада огромный памятник Отцу Всех Туркмен среди бела дня взял да и осел на землю грудой размягчившегося зернистого металла и ставшего вдруг песком гранита — при этом бронза была ледяной и даже заиндевела? В Индийском океане с самолёта видели двух китов длиной не менее полукилометра каждый — чего, понятно, быть не может, но вот поди ж ты. И, наконец, куда делся давний сибирский купеческий городок Ошеров в устье одного из притоков Ангары? — Николай Степанович не раз бывал в нём по пути в Предтеченку, а теперь вот не то что самого города нет, но и со старых карт он исчез, и местные жители о нём не помнят, и вообще ерунда полная…

Однако и это, можно сказать, укладывалось в рамки здравого смысла. В рамки, основательно расширенные и дополненные — но тем не менее.

Кое-что не помещалось даже в них.

В Лувре старела Мона Лиза. Даме на холсте было уже явно за сорок — и становилось всё больше.

Напротив, множество людей — счёт шёл на сотни тысяч — начали постепенно молодеть. Пока что они этому радовались…

В некоторых районах Монголии и Китая стала гореть вода. Любую воду, зачерпнув в неглубокую посуду, можно было поджечь зажигалкой или спичкой. Большие объёмы пока ещё не горели… Во всех отношениях это была обычная вода. Если её вывозили в другое место, она переставала гореть. И наоборот — многократно проверенная и туда ввезённая негорючая вода немедленно обретала свойство горючести.

Сотни миллионов людей обращались к врачам с жалобами на то, что ничего не успевают сделать: вот только что было утро — а вот уже сразу следующее. Врачи говорили слова, прописывали лекарства, а сами отмечали, что совсем недавно успевали принять по пятьдесят человек за день, а теперь — едва ли по двадцать.

С другим феноменом приходилось иметь дело гражданским властям: в дом входил незнакомый человек и говорил: теперь я буду Имярек — и, что характерно, он был Имярек во всём, кроме внешности и ещё того, что у него сохранялась память о предыдущей жизни, из которой какая-то неведомая сила вырвала его и послала играть другую роль. Бывший же Имярек мог быть найден в другом месте и даже в другой стране… а мог и не быть.

Потому что некоторые люди превращались в камни. Это было жуткое зрелище — валун, сохранивший какие-то черты человека. Мало кто видел, как это происходило: человек, поражённый «каменной болезнью», стремился забиться в какое-нибудь наибезлюднейшее место, — но, похоже, превращение было мучительным.