— По пулям соскучились?

— Напрасно иронизируете, пули имеют и свою благодатную сторону. Когда они свистят, в вас сами собой просыпаются желания: лечь, убежать, пригнуться. А вы их подавляете и в миг тот — живете. Полной жизнью живете, князь!

— Ну, что касается пуль, так они скоро засвистят, Михаил Дмитриевич.

— Где засвистят, здесь? — Михаил Дмитриевич невесело усмехнулся, покрутив головой. — Это всего лишь шумная демонстрация, Серж, уверяю вас. Мы боимся воевать, мы все больше на политику надеемся. Побряцаем оружием, погорланим песни, постреляем на полигонах, а там, глядишь, и выторгуем себе что-нибудь. И — полки назад, по зимним квартирам.

— Не похоже что-то на демонстрацию, — сказал князь. — Россия воевать захотела, генерал, сама Россия, здесь уж никакой политикой не отделаешься. Так что терпите. Враг тут поинтереснее, чем в Туркестане, а время от времени нужно менять не только друзей, но и врагов. Вам — особенно.

— Не врагов я менять стремлюсь, а закоснелые планы наши, — вздохнул Скобелев. — Признаться вам со всей полной откровенностью? Не утерпел, каюсь, опять не удержался, и светлейшему князю главнокомандующему идейку одну все же подкинул. У вас нет карты? Ну, нет, так и черт с ней. В Румынию ведет от нас железная дорога. Возле самого Дуная дорога эта пересекает реку Серет через Барбошский мост, который турки непременно взорвут, как только мы войну им объявим. Значит, абсолютно необходим дерзкий поиск. До объявления войны кавалерийский рейд для захвата Барбошского моста. Просто? Гениально просто: турки и опомниться не успеют, как мы…

Без стука распахнулась дверь, и вошел коренастый мужчина с седоватой бородкой, в странном меховом пиджачке нерусского покроя, с медной бляхой корреспондента на левом рукаве. Снял мягкую шляпу, обнажив изрядную плешь, сказал по-английски:

— Видимо, мне суждено первым узнавать все главные новости. Так вот, император одиннадцатого прибывает в Кишинев. А двадцать девятый казачий полк уже двинут к границе, за ним следуют селенгинцы. Передовой отряд поведет личный адъютант главнокомандующего полковник Струков.

— Вот и война, господа[34], — князь перекрестился. — Откуда это все известно вам, Макгахан?

— Тайна корреспондента, — улыбнулся американец.

— И здесь меня обошли! — Скобелев с маху ударил кулаком по столу. — Ах, крысы штабные, боитесь скобелевской славы? Ну, еще поглядим! Прощайте, господа!

— Куда же вы, генерал?

— К черту, к дьяволу, к Его Высочеству главнокомандующему, только бы на войну не опоздать!..

— Без высочайшего разрешения? — удивленно поднял брови Насекин.

Но дверь за Скобелевым уже захлопнулась.

Дежурный адъютант ввел Скобелева в кабинет главнокомандующего и тут же беззвучно вышел. Скобелев громко и ясно — все Романовы любили эту громкую ясность — доложил, но Николай Николаевич, мельком глянув на него и даже не кивнув при этом, оборотился к кому-то невидимому:

— Государь не простит нам напрасных жертв.

Из угла плавно выдвинулась фигура начальника штаба генерала от инфантерии Артура Адамовича Непокойчицкого