Стремительный натиск, шум, как от падения чего-то тяжелого, — и дело сделано. Мистеру Б. никогда не приходилось подниматься на ноги. Но ему нужна была минута-другая, чтобы отдышаться после такого спуска.

— Караульный!

— Здесь, сэр!

— Капитан на корабле?

— Так точно, сэр.

Пауза.

— А пес на корабле?

— Так точно, сэр.

Пауза.

Пес у нас был тощий и противный, больше похожий на больного волка, чем на собаку, и в другое время старший помощник капитана не проявлял ни малейшего интереса к этому животному. Но вопрос о нем он задавал неизменно.

— Давай-ка, я обопрусь на тебя.

Я всегда ждал этой просьбы. Он тяжело опирался на мое плечо, пока мы не подходили так близко к каюте, что он мог ухватиться за ручку двери. Тут он сразу выпускал мое плечо.

— Хватит. Теперь я и сам справлюсь.

И справлялся. Добирался сам до койки, зажигал лампу, ложился в постель — да, да, и вылезал из нее в половине шестого, когда я будил его, первого человека, появлявшегося утром на палубе. Твердой рукой подносил он к губам чашку утреннего кофе и был готов приступить к своим обязанностям, как будто проспал крепко десять часов. Это был замечательный моряк, лучше многих, ни разу в жизни не пробовавших грога. Он все мог — не сумел только добиться успеха в жизни.

Я помню лишь один случай, когда ему не удалось с первого раза ухватиться за ручку двери. Он подождал немного, попробовал опять — не вышло. Он тяжелее навалился на мое плечо. И медленно перевел дух.

— Чертова ручка!

Не отпуская меня, он повернулся. Лицо его было ярко освещено полной луной.

— Хоть бы мы уж поскорее ушли в море! — прорычал он.

Я чувствовал, что надо что-нибудь сказать, потому что цеплялся за меня как потерянный и тяжело дышал.

— Да, сэр.

— Не дело это — торчать в порту: суда гниют, люди черт знает до чего доходят.

Я молчал, и через минуту он со вздохом повторил:

— Хотел бы я, чтобы мы поскорее ушли отсюда!

— И я тоже, сэр, — решился я подать реплику.

Держась за мое плечо, он сердито прикрикнул на меня:

— Ты! А тебе то не все равно, в море мы или не в море? Ведь ты… не пьешь…

И даже в ту ночь он в конце концов справился с ручкой, но зажечь лампу, видимо, был уже не в состоянии (должно быть, и не пытался). А утром, как всегда, первым появился на палубе, высокий, с кудрявой головой на бычьей шее, и наблюдал за приступавшими к работе матросами с обычным своим ироническим и непроницаемым видом.

Десять лет спустя я случайно, совсем неожиданно встретил его на улице, выходя из конторы моего грузополучателя. Я, конечно, не забыл мистера Б. и его «Теперь я сам справлюсь». Он тоже меня сразу узнал, припомнил и мою фамилию, и название судна, на котором я служил под его командой. Оглядел меня с головы до ног.

— Что делаете здесь?

— Командую маленьким барком, — ответил я. — Пойдем отсюда с грузом на остров Маврикия. — Затем, не подумав, спросил: — А вы что теперь делаете, сэр?

— Я?.. — Он смотрел на меня в упор, со знакомой саркастической усмешкой. — Ищу работы.

Я готов был сквозь землю провалиться. Когда-то угольно-черные курчавые волосы мистера Б. стали пепельно-серыми. Все на нем было безукоризненно опрятно, как всегда, но сильно потерто, каблуки начищенных до блеска башмаков стоптаны. Он не рассердился на меня, и мы вместе отправились на мой барк обедать. Он внимательно осмотрел все судно, искренне расхвалил и от всей души поздравил меня с таким назначением. За обедом, когда я хотел налить ему вина или пива, он покачал головой и, так как я смотрел на него вопросительно, сказал вполголоса: