Бойцы начали шуметь. Машина остановилась. Командир отделения Шерафутдинов приказал всем сойти. Когда наряд выстроился, он сказал: "Приступайте к делу!" Бойцы бросились друг на друга. Кто-то крякнул: "Измена! Бей их!" – и началась стрельба. А дальше он плохо помнит. Пуля угодила ему пониже правого плеча, он упал, отполз в темноту, потом поднялся и побежал. На месте происшествия Воскобойников обнаружил трех обезоруженных бойцов. По их словам, взбунтовавшийся наряд скрылся в лесу. Вот, собственно, и все.

Купейкин переложил с места на место лежавшие перед ним бумаги и, не глядя на командира батальона, спросил:

– А известно ли вам, что никакой дежурный по комендатуре не звонил на вашу квартиру?

Воскобойников виновато и часто закивал. Он узнал об этом слишком поздно.

– Почему вы сами не возглавили наряд?

– Не хотел терять времени. Собирался выехать следом.

– Не морочьте мне голову! – запищал Купейкин. – Машина с нарядом не могла миновать вашего дома.

Лицо Воскобойникова напоминало помятую подушку. И сам он весь обмяк, ссутулился, глядел испуганно из-под нависших бровей.

– Наконец, почему вы, – доклевывал его Купейкин, – не бросились на поиски грузовика с бежавшими?

– Растерялся, – пробормотал Воскобойников.

– Хорош командир батальона! – злорадно усмехнулся бургомистр. – Растерялся! Посмотрим, как вы будете себя чувствовать перед комендантом.

Собирайтесь! Он вызывает нас для объяснения.

Когда Купейкин и Воскобойников уехали, начальник полиции сказал мне:

– Из него такой же комбат, как из меня врач-гинеколог.

Я согласился.

В обеденный перерыв по дороге домой, недалеко от того места, где когда-то окончил свой жизненный путь эсэсовец Райнеке, я увидел дочь бургомистра – Валентину Серафимовну. Она тащила в обеих руках по здоровенной связке книг.

За последнее время у нас несколько улучшились отношения. Сыграл свою роль мой лестный отзыв относительно ее перевода на допросе Геннадия. Помогло и то обстоятельство, что Земельбауэр больше не прибегал к моим услугам.

Теперь Валентина Серафимовна здоровалась со мной и даже как-то звонила по телефону.

Ответив на мое приветствие сейчас, она пожаловалась:

– Устала как собака. А тут еще жара.

Я поинтересовался, что за книги она несет.

– Арестовали бывшего актера Полонского, – ответила Валентина Серафимовна, – а меня заставили разобраться в его библиотеке. Так, всякая дребедень. Скажите, у отца неприятности? – и она потыкала в свои щеки свернутым в комочек платком.

– Каждый отвечает за себя. Не он же назначал Воскобойникова, а комендант.

На противоположной стороне улицы я увидел Трофима Герасимовича, он тоже направлялся домой. Я поманил его пальцем.

– А ну-ка, впрягайся! Поможем госпоже Купейкиной.

Валентина Серафимовна улыбнулась.

Мы донесли книги до здания гестапо.

Купейкина рассыпалась в благодарностях.

– Мой привет штурмбаннфюреру, – сказал я на прощание.

– Обязательно передам.

Когда мы отошли, Трофим Герасимович сплюнул:

– Глиста глистой. Наша Еленка была малость посдобнее, – он вздохнул и тихо добавил: – Эх, Ленка, Ленка… Горькая судьба тебе выпала! А правду болтают, что эта сука бесхвостая продала своего мужа?