В искусстве есть явления удивительные и практически необъяснимые. Почему одного артиста мы слушаем и отмечаем его мастерство и старание, а на другого не можем взглянуть без слез и смеха, в зависимости от того, решил ли он нас насмешить или повергнуть в пучину горя? «Хитрость» тут простая. Если творец подчиняется своему таланту, слышит и слушает, куда тот ведет его, то он без труда подчинит себе зрителя.

«То, что сейчас происходит там, на сцене, пронизывает ужасом весь зрительный зал. Бинокли у глаз вздрагивают. Тишина мертвая. Сцена немая, однако потрясающая. Долго она длиться не может. Занавес медленно опускается. Ух! слава Богу, конец…

Так появляется Грозный-Шаляпин в конце, самом конце действия. Немая сцена без звука, незабываемая своей трагической простотой. Весь театр в тяжелом оцепенении. Затем невероятный шум, какой-то стон, крики: „Шаляпина! Шаляпина!“ Занавес долго не поднимается. Шаляпин на вызовы не выходит. Антракт…

Начинается следующее действие тем, что в доме псковского воеводы ждут царя. Он вступает в горницу. В дверях озирается. Он шутит. Спрашивает воеводу: „Войти иль нет?“

Слова эти леденят кровь. Страшно делается за тех, к кому они обращены. Все в смятении. Тяжкая, согбенная фигура царя в низких дверях великолепна. Царь входит, говорит с обезумевшими от страха присутствующими. Садится, угощается… Страшный царь-грешник выщипывает начинку пирога, нервно озираясь кругом. Обращается то к одному, то к другому.

Это сцена непередаваема. Лучшие моменты великих артистов равны тому, что здесь дает молодой Шаляпин. Он делает это до того естественно, до того правдиво и как-то по-своему, по-нашему, по-русски. Вот мы все такие в худшие, безумные минуты наши…

Опять занавес. Опять стон от вызовов. Начинается последнее действие „Псковитянки“. В нем артист так же великолепен. Грим его напоминает грозного царя, каким его представил себе Виктор Васнецов в том великолепном этюде, что послужил ему потом для картины. Сцена убийства очень близка к репинской. Повторяю, – сила изображения действия разительна…

Однако нервы устали, восприимчивость притупилась, все требует отдыха от непосильной работы. Пьеса кончается. Певцу удается иногда в немых сценах, без звука, иногда в потрясающих, бурных порывах, показать с небывалой силой, яркостью былое, олицетворить страшного царя в трагические моменты его деяний».

Традиции оформления письменного текста иллюстрациями насчитывают, без преувеличения, тысячелетия. Даже папирусы Древнего Египта украшены рисунками безымянных художников. Но настоящее золотое время наступило для искусства иллюстрации в XIX веке, когда фотомеханический способ печати дал в руки художникам-оформителям столь богатые возможности. Карандашный рисунок, акварель, гравюра, графика, даже масляная живопись – обрамление книги стало не просто декоративным, оно все глубже отражало ее содержание.

Огромный вклад в развитие русской иллюстрации внесли художники объединения «Мир искусства» (А. Бенуа, Л. Бакст, И. Билибин, М. Добужинский и др.). Именно благодаря их таланту книжная иллюстрация шагнула за пределы обложки и стала отдельным видом изобразительного искусства.