.

Третьим критерием уместно считать степень инвалидизации (деформации) сообществ, представляющих источник авторитета для массового сознания — правоведов, экономистов, экспертов, художественную интеллигенцию. Признаками высокой эффективности деформации профессионального сознания можно считать а) инверсию смыслообразующих образовательных программ (особенно курса истории), б) отказ от национального наследия в методологии и формирование псевдонаук на периферии классических дисциплин, в) засорение знаний мизантропической мифологией, г) вброс «глобальных» стандартов в законодательство, д) ретрансляция «глобальной повестки дня» государственными СМИ.

В обществе, деформированном суррогатной революцией, подвергнутые селекции элиты утрачивают проектное мышление, ограничивая планирование промежутками от одного внешнего кредита до другого или увлекаясь затратными проектами (сланцевый газ), еще больше втягиваясь в зависимость от внешних игроков. В свою очередь, население, утратившее социальный оптимизм, больше не связывает себя с будущим страны и становится «перекати-полем».

О намерениях распространения «революции 2.0» на Россию свидетельствовало:

а) включение Freedom House России в перечень стран, подлежащих «ненасильственной» революционной трансформации;

б) распространение программы «Интернет и демократия» Беркмановского центра Гарварда на русскоязычную блогосферу, с выявлением «уязвимых сообществ» и перспективных протестных лидеров;

в) заявление Хиллари Клинтон об открытии twitter-аккаунтов «для Китая, Индии и России на родных языках граждан этих стран»;

г) подбор кадров с опытом работы в России на ведущие должности в National Endowment for Democracy, National Democratic Institute и европейский офис Госдепа США;

д) выбор мест для создания «технических лагерей» для молодежных активистов в Вильнюсе и Тбилиси; включение Таллинского университета в программу Standby Volunteer Task Force; использование Прибалтики и Грузии в качестве тренинговых площадок оппозиции;

е) мобилизация черкесских диаспор для саботажа Олимпиады-2014.

Опыты использования организационного оружия 2.0 в России включают:

а) запуск новых совместных проектов между профильными центрами США (в частности, Cultural Change Institute Флетчеровской школы права Tufts University и Беркмановского центра Гарварда) и российскими образовательными центрами;

б) использование социальных сетей для мобилизации уязвимых сообществ — футбольных болельщиков, автовладельцев и др., и экологических кампаний для саботажа инфраструктурных проектов;

в) вовлечение «волонтеров» в имущественный шантаж и гринмейл;

г) право-левые эксперименты с «движениями имени числа» (31-е, 11-е), попытки идолизации случайных жертв;

д) упреждающее оспаривание итогов выборов через социальные сети;

е) дискредитация интеграционных инициатив России («оккупай Абай»).

Средства систематического воздействия на элиты:

а) соблазны равноправного статуса в престижных глобальных структурах;

б) нагнетание опасений перед конкурирующими цивилизациями Востока;