– Но чувствуют они себя как? Еле на ногах держатся? Не едят?

– Да нет. Визжат вовсю, как вчера, завтрака требуют.

Я откинулся на подушку, не выпуская трубки из рук, и мой вздох облегчения, видимо, раздался в ней достаточно громко, потому что Лайонел весело усмехнулся.

– Вот и я тоже, мистер Хэрриот. Черт, ну просто чудо! Вчера-то мне помстилось, что вы свихнулись: соль-то, думаю, тут при чем? А вышло по-вашему.

Я засмеялся:

– Пожалуй. И не только в одном смысле.

За сорок лет практики мне пришлось столкнуться не более чем с пятью-шестью случаями отравления поваренной солью, или обезвоживания, – называйте как хотите. Видимо, они – порядочная редкость. Но ни один из них по ужасу и по радости не идет ни в какое сравнение с тем, что мне довелось испытать в свинарнике Лайонела.

Я решил, что такая победа утвердит дорожника в роли свиновода, но опять ошибся. Снова я навестил его месяца через два и уже прощался, когда к нам подъехал на велосипеде улыбающийся молодой человек лет двадцати двух.

– Это Билли Фодергилл, мистер Хэрриот, – сказал Лайонел, знакомя нас, и мы обменялись рукопожатиями. – С первого числа хозяйничать тут будет Билли.

– Что?

– Так он у меня купил свиней, а хлев берет в аренду. Он и за свиньями теперь ухаживает.

– Честно говоря, я этого не ждал, Лайонел. Мне казалось, что вы нашли себе занятие по душе.

Он посмотрел на меня с легкой усмешкой:

– Вот и мне так казалось. Только эта штука с солью здорово меня тряханула. Я уж решил, что совсем ни при чем остался. В мои-то годы! А Билли три года прослужил свинарем у сэра Томаса Роу и на днях женился. Вот и хочет вроде как свое хозяйство завести.

Я поглядел на молодого человека. Он был невысок ростом, но круглая голова, широкие плечи и чуть согнутые ноги создавали впечатление большой силы. Казалось, ему ничего не стоит прошибить кирпичную стену.

– Оно и к лучшему, – продолжал Лайонел. – Свинья – штука хорошая, только меня все время что-то грызло. Тревога какая-то. А Билли справится. У него дело куда лучше пойдет, чем у меня.

Я снова взглянул на Билли, на курносое загорелое лицо, безмятежные глаза, спокойную улыбку.

– Да, конечно, он справится, – сказал я.

Лайонел пошел проводить меня к машине. Я потрогал его за плечо и спросил:

– Но ведь, Лайонел, вам скучно будет без ваших свиней? Вы всегда любили ухаживать за животными, верно?

– Оно так. И любил, и люблю. Без живности я никак не могу. И сарай у меня опять не пустой стоит. Вот, сами поглядите.

Мы пошли к сараю, открыли дверь, и время словно повернуло вспять. Корова, три теленка, две козы, две свиньи, куры, утки в прихотливо выгороженных закутках. Кроватные рамы, металлическая сетка, завязанные узлами веревки… Только обеденный стол занял место прямо у двери, а стойло коровы гордо отгораживала крышка концертного рояля.

Лайонел кивал на одно животное за другим и кратко сообщал мне историю каждого, а лицо его сияло тихой радостью, какой я на нем давно не видел.

– Но свиней-то всего две, э, Лайонел? – засмеялся я.

Он задумчиво кивнул:

– Ага. Больше и не надо.

Я попрощался с ним и пошел один к машине. Открывая дверцу, я посмотрел назад, повернувшись так, чтобы не видеть слишком уж нового свинарника, а только осененный деревьями старинный каменный домик и сарай. Лайонел, облокотившись о верхний край столешницы, погрузился в созерцание своей разнообразной живности, и дымок его трубки тянулся вверх на фоне зеленого склона. Все слагалось в удивительную гармонию, и я улыбнулся про себя.