– Прекратите!
Кто-то тянет меня за плечи, когда я почти подминаю мелкого ублюдка под себя. Тогда бы у него появился повод написать поэму об этом. Внезапно нас окатывают ледяной водой. Поймав ртом воздух, я на мгновение останавливаюсь, и Рике хватает этой заминки, чтобы сбросить меня с кузена Уилла. Я падаю на бок. Мы оба тяжело дышим.
Черт. Волосы спадают на лицо. Вытираю воду с глаз.
– Миша, – цедит моя сестра сквозь зубы, пристально смотря на него. – Через месяц мы устраиваем конклав. Ты сейчас обеспечил себе приглашение.
Поставив стеклянный кувшин на островок, она уходит.
Парень садится и показывает мне средний палец.
– Мудак.
– Неженка, – отвечаю, поднимаясь на ноги.
Океан – отличное место, где можно прятать трупы. Надышись вдоволь, гаденыш.
Рика
Я выдыхаю дым, большая часть которого улетучивается в окно. Обычно выхожу на улицу, однако там до сих пор идет дождь, и я слишком вымотана, чтобы беспокоиться из-за одной сигареты, выкуренной в доме.
Миша. Дэймон. Уилл.
Студентка. Мэр. Тетя.
Сестра.
Опустив глаза, делаю очередную затяжку.
Майкл.
Хочется преуспеть во всем. Надеюсь, у меня получится.
При мысли о конклаве Дэймона в горле образуется ком. Прежде чем покинуть яхту, я должна буду кое о чем рассказать, только мне страшно.
– Мне немножко жаль, что ты выросла единственным ребенком в семье, – говорит моя мать, подойдя сзади, – а теперь, когда у тебя появился брат, он сразу же начал оказывать дурное влияние.
Она приобнимает меня за талию и улыбается, вздернув бровь при виде сигареты в моей руке. Засмеявшись, тушу ее о тарелку, которую принесла с собой. У нас с Дэймоном есть несколько заначек в разных местах, но не здесь. Полагаю, раз Ивар будет проводить больше времени в нашем доме, то и Дэймон тоже. Значит, можно сделать еще одну.
Я смотрю на черно-белые фотографии в серебряных рамках, расставленные на небольшом столике передо мной.
Мой десятилетний прадедушка запечатлен верхом на лошади на фамильном ранчо приблизительно в 1900 году. Провожу пальцем по его лицу, угольно-черным волосам и глазам.
– Иварсену достались волосы, – отмечаю я. – Но не глаза.
Глаза у него голубые, как у Уинтер.
– Нет, – отвечает мать. – Эта черта проявляется через несколько поколений. Ни у кого из ваших детей, твоих и Дэймона, не будет полного комплекта.
Моих детей. Внутри все болезненно сжимается.
Сделав вдох, быстро целую ее в щеку и отстраняюсь.
– Я заберу радионяню в свою комнату. Хочу знать, если он проснется.
После этих слов направляюсь к выходу.
– Когда ты ему расскажешь? – окликает мама.
Замерев, не оборачиваюсь. Мое сердце бьется чаще.
– Что расскажу?
– То, что завещание твоего отца включает тебя и всех моих детей. Когда ты скажешь Дэймону?
Плечи мгновенно расслабляются. Ох, она об этом.
Когда мать впервые упомянула о завещании, я была в бешенстве. Я не доверяла Дэймону и не собиралась допустить, чтобы он сгубил работу отца в порыве инфантильной истерики. Мне нужно было убедиться, заслуживает ли он доверия.
Пока его половину состояния я перевела в трастовый фонд для Ивара, однако…
Вероятно, мать права. Он грамотно распорядится деньгами. Если захочет.