Выглянула, стараясь зацепить картинку лишь краем глаза, но Калинин даже не собирался двигаться. Он не интересовался окружающей обстановкой. Сидел, сложив руки на груди, и смотрел прямо на меня. Черт! Отвернулась, спрятав голову в плечи и потуже закутавшись в спасительный конвертик из постельного белья.
— Дима, говори так. Поворачиваться я не буду. Не смогу показаться тебе в таком виде.
— Думаешь, есть что-то ужаснее, чем твой вчерашний мэйк-ап?
— Что… — Расстроилась я. — Все было так плохо?
— Ну… — Дима придвинулся ближе. — Я парень не из пугливых, но вчера чуть не обделался от страха.
— Вот черт…
— Именно! — Он даже хрюкнул от смеха.
— Сегодня все еще хуже. — Всхлипнула я.
Чтобы показаться постороннему человеку мне бы понадобилось принять душ, расчесаться, почистить зубы и одеться. А тут он — всецело захвативший мои мысли наглец! Ни за что не повернусь!
— Слушай. Твоя мама сказала, что у тебя ветрянка. Значит, завтра ты будешь выглядеть еще красивее. Послезавтра — просто супер. Так что покажись лучше сейчас. — Его голос приблизился. — Я хоть и в детстве болел, но помню. Ощущения не из приятных: вся башка в зеленке, все лицо, все тело. Бабушка надевала мне на руки носки, чтобы не расчесывал волдыри. А они, между прочим, были вообще везде — во рту, в носу, в глазах и еще кое-где…
— Ой. — Скривилась я. — Меня что, ждет то же самое?
— Не знаю. Взрослые переживают ее тяжелее. Принимай все лекарства, которые назначили. И еще антигистамин, чтобы меньше зудело.
— Я пока не чешусь. Вообще ничего не помню, что было с утра. Проснулась уже с температурой. Башка — квадрат.
— Сыпь уже есть?
— Немного…
— Намазала?
— Нет еще.
— Давай помогу. — Его пальцы вмиг оказались на моем плече.
— Нет! — Вскрикнула я, прячась под одеяло. — Только не это!
— Ма-а-аш… — Голос Димы, глубокий, спокойный, наполненный приятной хрипотцой заполнил все пространство вокруг меня.
— А? — Робко отозвалась я.
— Это же я. — Снова положил руку на плечо. — Ну, не бойся.
— И? — Для меня это ничего не меняло. До него в этой комнате вообще никогда нога мужчины не ступала, кроме идиотов-дружков братца, разумеется. — Я знаю тебя всего-то ничего!
Дима хмыкнул. Его ладонь уверенным движением прошлась от моего затылка к копчику. Еще раз. Он меня гладил. Гладил! Вот упрямый и наглый тип. Ммм…
— Эй, Маш. Я же помню тебя красивой, не стесняйся.
— Красивой? — У меня даже в горле пересохло.
— Ну да. Тогда, в автобусе. — Он убрал руку. — Увидел и не мог оторвать глаз. Силой воли заставлял себя отвернуться и вообще не соображал, что делаю. Взгляд упорно снова и снова возвращался к тебе. — Дима прочистил горло. — Такая хрупкая, маленькая. Тоненькие плечики, аккуратные пальчики с ногтями, покрытыми желтым лаком. Золотистые волосы, надменно вздернутый вверх подбородок, глаза, прожигающие презрительностью и освещающие все вокруг. Светлые, яркие. Такие, что я оглох, ослеп и вообще забыл, где нахожусь.
Этот парень, похоже, был серьезно настроен выиграть этот дурацкий спор. Я обернулась, чтобы убедиться, что он не читает по книге и вдруг встретилась с ним взглядом.