Я ускорил шаг, прижимаясь левей и торопясь спрятаться под свес кровли. Компашка свернула направо.

– Рад вас видеть, мистер!

Уличный вышибала размером со шкаф моментально оценил все нужное и важное и склонил голову, приветствуя появление солидного человека, прибывшего издалека. Я еще шире расправил плечи. А то! Разве я выгляжу несолидно? Две кобуры с короткостволом – уже статус, хотя напоказ выставлять их не стал, прикрыв полами легкой куртки с закатанными по локоть рукавами. Еще и в чистое переоделся! Морда, как утверждают некоторые гражданские, подкачала… Однако свирепая харя вышибалы была ничуть не лучше моей, так что меня он принял как родственную душу.

– Места есть, дружище?

– Для таких солидных клиентов у нас всегда места найдутся! – горячо уверил мордоворот, ударив себя в грудь большой волосатой рукой, и тут же грубо толкнул в сторону пытающегося проникнуть в заведение забулдыгу самого босяцкого вида. – Чего встал, попрошайка, я тебя помню, проходи мимо!

Сразу за первыми дверьми, ведущими в таверну «Глобус», опираясь двумя руками на небольшой столик, с которого мистически разбрасывала полосы света пара решетчатых масляных ламп, в ожидании стоял меняла. Этот затрапезного вида предок первых банкиров выполнял, как я предположил, сразу две функции: приводил к единому знаменателю средства платежа посетителей, а они могут быть самыми неожиданными, и заранее вычислял наиболее состоятельных клиентов, которым может потребоваться некое особое внимание, что бы это ни значило.

Местных денег, динаров, у меня не было, и я предложил хозяину взятую на всякий случай в рейд большую и красивую монету – пять золотых долларов казначейства вольного города Доусона. Это достаточно большие деньги и в северном городе. Там вообще стараются сразу же разбить даже один золотой на более мелкие номиналы в талонах поставки терминалом, векселях или деньгах таверн. Узрев волшебный желтый кругляш, меняла повертел его в грязных пальцах, быстро куснул и замахал руками, заявив, что не может сразу разменять такую круть. А в соседнем кабаке разменять у меня не получится, потому что у этих неудачников и в лучшие-то дни если и набирается столько, то только к утру. Финансовый кроила попросил подождать, закрыв на ключ стол-сейф и выскочив на улицу. Дверь за ним пришлось закрывать мне.

Что было делать, подождал… Наконец разгоряченный и запыхавшийся меняла, который, судя по исходившему от него амбре, не мылся целый год, вернулся к рабочему месту. Выхватив из моих рук монету, он радостно возвестил, что наскреб пару доусонских долларов, четыре местных золотых монеты, имеющие вдвое меньший номинал, и целую горсть мелких динаров, покрывающих остаток меняемой суммы.

Только хотел спросить, имеется ли при таверне постоялый двор с приличными номерами и много ли людей остановилось на ночь, как вторые двери со стуком распахнулись, и я увидел летящие на меня широко распахнутые глаза.

Еле успел отскочить! Еще один мощный пинок придал несчастному дополнительное ускорение, отправившее его на пол предбанника. Рухнув на утрамбованную до крепости асфальта землю, всхлипывающий оборванец – компашка точно таких же болталась снаружи, когда я подходил к заведению, – быстро вскочил, разбрасывая сопли и отряхивая ладонями колени, и глянул на меня все тем же очумевшим взглядом.