— Не знаю. Дайте им выяснить. Кроме того, что я вам сказал, Лон Коэн знал лишь, что тело лежало в яме и было накрыто брезентом, а нашли его мальчишки, которые закатили в яму мяч.
— Если я одобрю твое предложение поискать клиента и заработать гонорар, как ты собираешься действовать?
— Прежде всего я покончу с этими бутербродами, яблоком и молоком. Потом отправлюсь на Восемьдесят вторую улицу. Если тело было найдено именно там, вполне возможно, что между ним и тем районом нет видимой связи. Еджера могли убить где угодно, а потом перевезти туда. Кварталы восьмидесятых улиц между проспектами Колумба и Амстердамским — не такое место, где могут убить крупную шишку. Кубинцы и пуэрториканцы ютятся там по четыре человека на комнату. Хочу выяснить, чем Еджер мог там заниматься.
— Ты поедешь сегодня?
— Конечно. Как только опустошу этот поднос.
— Фу. Сколько раз я тебе говорил, что нетерпение — добродетель только тогда, когда промедление опасно?
— О! Шесть тысяч раз.
— И все равно тебе не сидится на месте. Утром мы получим подробности, которых не хватает сейчас. Может, никаких загадок и не останется, за исключением установления личности посетителя, что устроил тут маскарад. А это уже может быть и не важно, хотя сейчас, конечно, интересно. Как долго он пробыл с тобой?
— Двадцать пять минут.
— Нам может понадобиться изложение того, что он сказал. Вместо Восемьдесят второй улицы ты проведешь вечер за пишущей машинкой. Дословное содержание разговора и полное описание внешности.
Он взял свою книгу и вновь углубился в чтение.
На перепечатку разговора с лже-Еджером ушел весь остаток вечера. Закончил я вскоре после полуночи. Скрепив листки — оригиналы и копии, — я запер их в ящик, вытащил из вазочки на столе у Вульфа орхидеи и отнес их в мусорное ведро, потом запер сейф, проверил входную дверь и, выключив везде свет, поднялся в свою комнату. Вульф был уже в своей спальне на втором этаже.
Во вторник утром я спустился на кухню в начале девятого, приветствовал Фрица, налил стакан апельсинового сока и взял с подставки номер «Таймс». Заголовок гласил: «Убийство вице-президента». Я сел и отхлебнул сока.
Статьи я прочел и в «Таймс», и в «Гэзетт». В Еджера выстрелили один раз, в упор. Пуля прошла над ухом, смерть наступила мгновенно. К тому моменту, когда в семь тридцать вечера тело осмотрели, Еджер был мертв от шестнадцати до двадцати четырех часов, следовательно, его убили в промежутке между семью тридцатью вечера и половиной четвертого утра в понедельник. Точнее покажет вскрытие. В понедельник в котловане никакие работы не велись, поэтому тело могли положить туда и в воскресенье ночью. Брезент в котловане оставили рабочие. Не нашлось ни одного человека, который видел бы Еджера живым или слышал бы в окрестностях выстрел, следовательно, его, вероятно, убили где-то еще, а потом перевезли туда.
Полиция никого не задержала, а окружной прокурор сказал лишь, что ведется расследование. Я вырезал из «Таймс» и «Гэзетт» фотографии Еджера и сунул их в свой карманный блокнот.
В 8.51 я поблагодарил Фрица за завтрак и вошел в комнату Вульфа. На его подносе были только грязные тарелки, рядом с ним валялась «Таймс». Вульф стоял перед зеркалом, повязывая галстук. Поскольку после завтрака он на два часа отправляется в оранжерею, не знаю, зачем ему галстук. Разве что из почтения к орхидеям. Он пробурчал утреннее приветствие и обернулся.