Чжоу развернулась так резко, что взметнулось её чёрное шёлковое платье. Будто тёмное пламя, оно объяло тонкую фигуру, и девушка на миг стала похожа на самую настоящую ведьму, а не на вервульфа. Поняв, что той, кто посмела прервать глумление над неудачником, оказалась я — как бы её подруга, — оскалилась. Должно быть, это означало улыбку, но я не поверила.
— Найка! — радостно воскликнула Чжоу и, схватив меня за плечи, клюнула в щёку. Я потёрла лицо — должно быть, останется синяк. А девушка восторженно прощебетала: — Ах, подруга! Я жду не дождусь вечера, когда мы насладимся нашей пижамной вечеринкой! — Пальцы её сжались на моих предплечьях с такой силой, что я невольно крякнула. Чжоу склонилась к самому моему уху и прошептала: — А если не придёшь, позавидуешь этому рыжему неудачнику, поняла?
И, легонько оттолкнув меня, белозубо улыбнулась своим спутникам:
— Будет весело!
Когда вервульфы ушли, Роксот посмотрел на меня исподлобья, неохотно буркнул:
— Спасибо.
И тут же отвернулся, словно и не видел нас. Я усмехнулась:
— Не за что.
В конце концов завтра мы будем в одной мусорной куче. Обняв Царью, потащила её к лабиринту, который ещё не растрансформировали. Батлы закончились, студенты цепочками тянулись в сторону общежития, некоторые сворачивали к зданию академии, а мы с Царьей зачарованно пялились на лабиринт. Тичи оживлённо переговаривались у скамьи и не смотрели в нашу сторону. Я потянула подругу за рукав и, облизав пересохшие от волнения губы, прошептала:
— Может… посмотрим поближе?
— Да что ты? — испугалась Царья. — Мы же ещё ничего не знаем!
— Я же не сказала «давай залезем», — хихикнула я. — Только посмотрим!
— Ладно, — решилась Царья. — Но быстро.
Взявшись за руки, мы перелезли через заборчик и, крадучись, подошли к едва обозначенной песком невидимой грани. Я протянула руку и дрожащими пальцами прикоснулась к гладкой прохладной поверхности. Похоже на невидимое стекло. Прикусив губу, восхищённо посмотрела на воровато озирающуюся Царью и, поднявшись на цыпочки, заглянула в лаз, который был стартовым для Атли. Меня поразила абсолютная темнота: впереди ничего не видно, хоть глаз выколи. Просунула голову внутрь и ухнула:
— Эй!
Звук получился гулким, как в колодце.
— Что слышно?
Я испуганно вздрогнула, дёрнулась, ударилась подбородком и, клацнув зубами, высунулась из лабиринта. Моргая от яркого солнца, прижимала к ноющей челюсти руку (как только язык себе не откусила?), с ужасом уставившись в оранжево-красные глаза ректора. Губы его изогнулись в короткой усмешке, Одан положил руку на невидимую стену лабиринта.
— Любопытство не порок, студентка Найка, — низким голосом произнёс он, — если у вас есть более серьёзные пороки. В ином случае оно всегда наказуемо.
Царапнув хищным взглядом, словно на вид определял, сколько во мне мяса, ректор взял мою руку. Царья, бледнея, медленно отступала, но при этом смотрела на меня так жалобно, что не возникло и мысли обвинять её в побеге: в конце концов, это я спровоцировала подругу. А тич Одан, не отрывая взгляда, предложил таким вкрадчивым тоном, что у меня волосы на голове зашевелились: