У крайнего дома Варька осмотрела Настю с головы до ног. Вздохнув, сказала:

– Туфли бы тебе снять…

– Зачем?

– Ха! Да кто ж тебе подаст, если у тебя туфли дороже мешка с зерном?!

– Они ведь уже разбиты все… – неуверенно возразила Настя. – Ну, ладно, хорошо…

Она сбросила туфли и зашагала рядом с Варькой босиком по серой пыли, но уже через несколько шагов споткнулась, сморщилась и схватилась за ногу:

– Ой-й-й…

– Не до крови?! – кинулась к ней Варька. Они тут же уселись на обочине и принялись рассматривать Настину пятку. Крови, к счастью, не было, но Варька распорядилась:

– Одевай назад! Покалечишься еще… Илья с меня голову снимет.

– Не буду! – взвилась Настя. – Привыкну! Пошли!

Из-за забора тем временем высыпала целая ватага крестьянских ребятишек: голоногих, чумазых, в холщовых рубашках, с растрепанными соломенными головками. Все дети как по команде засунули пальцы в носы и воззрились на цыганок.

– У-у-у, всех в мешок пересажаю! – погрозила Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг. Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:

– Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!

– Это про меня! – горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула. Варька же со смешком указала подбородком вперед:

– Гляди – встречают уж!

Действительно, в одном из дворов толстая тетка, косясь на цыганок, торопливо загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее белье. Еще дальше сухая, вся в черном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребенка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки постарше вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.

– Э, красавица, красавица ненаглядная! – завела Варька привычную песню, заглядывая через забор. – Дай на судьбу счастливую погадаю! Денег мне не надобно. За красоту твою все тебе расскажу…

Молодуха недоверчиво, зажимая под локтем сверток белья, подошла к забору – и вдруг всплеснула руками, чуть не уронив выстиранные рубахи в пыль двора:

– Ахти мне! Чудо-то какое! Ос-споди! Тетка Гапа! Нюшка! Ганька! Бежите смотреть, отродясь такой цыганки не видавши! Как с иконы сошла!

У Насти загорелись щеки. Она опустила ресницы и стояла неподвижно все то время, пока к ним с Варькой сбегался народ. Через четверть часа у дороги толпилось полдеревни. В основном это были бабы и ребятишки, тут же взявшие цыганок в плотное кольцо. Они бесцеремонно разглядывали Настю, смеялись, спрашивали: «Откуда ты такая взялась-то, касаточка ясная?»

– Вот какая у нас Настька! – расхвасталась Варька. – Она в нашем таборе лучше всех гадает, правду говорю! Молоденькая, ты ей руку-то дай, не пожалеешь!

Молодуха, первая увидевшая их, смущенно потерла руку о подол и дощечкой протянула Насте. Варька тут же скроила безразличную мину, уселась на траву и, глядя поверх головы Насти на солнце, вполголоса запела по-цыгански:

– Драбар, драбар… Пхэн: «Ром тыро матыбнаре, сасуй тыри злыдня… Ай, Дале, пхарэс тукэ дэ адава кхэр[10]»…

– Муж твой молодой пьяница… – неуверенно начала Настя. – Свекровь твоя – ведьмища… Тяжело тебе, милая, в этом доме живется…