Дорогой восстания

© Художественное оформление, «Издательство Альфа-книга», 2019

Барон Когорд.

— Господин советник[1], к чему ваше столь ярое желание встретиться со мной именно сегодня? И в столь позднее время, какое уместнее провести в компании супруги?

— Барон, ну что вы! Я прекрасно знаю ваши привычки и также знаю, что вопросы вашего лена для вас гораздо важнее общения с любимой женой. А причина моего столь позднего визита куда как безотлагательна и требует немедленного обсуждения.

Напыщенный седой индюк! Как же я ненавижу его и все, что он сейчас олицетворяет и к чему обязывает! Все эти политесы, все эти экивоки, недосказанности! Как ненавижу уродский столичный стиль, что принуждает мужика натягивать на себя бабские панталоны и чулки, камзолы и жабо, впивающиеся в горло! Да я уже взопрел в них!

Мой собеседник, однако, словно и не чувствует неудобств непривычной для нормального мужика одежды. На нем все это сидит… да, пожалуй что и уместно. Впрочем, кто его назовет нормальным? Или кто из рогорских[2] женщин по доброй воле хотя бы взглянет на этого старого хлыща? Не спорю, что-то аристократичное в его внешности есть (высокий лоб, аккуратная седая бородка, окаймляющая подбородок, узкий нос с благородной горбинкой), но ранняя залысина и противная лисья усмешка вкупе с ледяными глазами — все это оттолкнет если не любую, то большинство наших женщин, предпочитающих в мужчинах силу и мужество.

Ответив собеседнику скупой усмешкой — ну я же должен был попробовать! — с этакой ленцой потянул молодое вино, разлитое еще в старых, дедовских рогах. Есть в них что-то первобытное, что роднит мужчину с его естеством.

— Вы правы, если речь действительно идет о важных, целесообразных делах, но…

— Но о чем таком важном с вами может заговорить советник, да еще и года не проживший на земле Рогоры? Действительно… разве что о невозможности брака вашей дочери и графа Лаграна[3]. Ведь вы завтра хотели послать гонца с заключительными условиями союза, разве не так?

Только чудом не поперхнувшись вином, медленно опускаю свой рог в подставку. Сильное заявление, что должно было застать меня врасплох. И кстати, застало, вот только виду сейчас подавать никак нельзя.

— Господин советник, а позвольте мне узнать, когда ваша воля стала определяющей в вопросах бракосочетания рогорских дворян?

Гаденько изогнув уголки губ, мой собеседник с видимым неудовольствием потянул вино (напиток явно не для знати из метрополии) и лишь после ответил, веско бросая каждое слово:

— С тех самых пор, как король запретил заключать брачные союзы между самыми сильными семьями рогорских дворян. Если вы забыли родную историю, напомню: этот указ был издан сразу после подавления восстания Эрика Мясника.

Эрик Мясник… В Рогоре нет человека, не слышавшего об Эрике из рода Лагран. По достижении мужской зрелости могучий и буйный муж взял в жены (вот насмешка судьбы) Эрику из семьи Скард, объединив таким образом мощь самых непокорных дворян по эту сторону гор. Засилье лехов из метрополии обернулось для них страшной бедой: подняв восстание против беззакония пришлых властителей, Эрик не знал пощады.

В итоге же после предательства дрогнувших союзников и удара кочевников в спину кучка повстанцев была заперта коронными войсками в родовом замке Лагран; доблестной и продолжительной обороной Эрик выбил у короля помилование для последних своих воинов. Мясника обманули, перебив всех сдавшихся, а самого Лаграна торжественно казнили в столице при огромном скопище зевак. Тем не менее лехи более не стремятся селиться в Рогоре, а их присутствие ограничивается лишь контролем со стороны советников.

Моя обезоруживающая улыбка и оскорбленная невинность в глазах скрывают напряженную работу ума. И внутреннее колебание перед сложным и опасным выбором…

— Но разве скромный барон претендует на звание главы сильного рода? Насколько я помню, сегодня запрет касается лишь четырех дворянских семей: Лаграна, Корхорда, Регвара, Скарда. Владельцы графских ленов, чьи земли и достаток как минимум вдвое превосходят мой лен.

Возвращая улыбку, советник сладко так потянулся, словно кот перед полной миской сметаны:

— Это только пока… Мои предшественники, бедные вояки или неугодные, отстраненные от двора вельможи, были преступно слепы. Одних вы увлекли идеей борьбы со степью, другим вы до того преданно заглядывали в раскрытые рты, что заставили их почувствовать себя этакими князьками. О, люди любят ощущение власти и собственной значимости! Или хотя бы ее видимость… Вот только я был сюда направлен по личному поручению графа Бергарского.

— И надо понимать…

— И надо понимать, что у графа великолепное чутье и достойные помощники. Он именно что почувствовал неладное на юге, и его влияния при дворе было достаточно, чтобы я в считаные недели оказался здесь с заранее оговоренными задачами. Граф был, как всегда, прав, и, если грамотно преподнести информацию, добытую мною за последний год, он вполне сможет стать герцогом! Не забудут и про вашего покорного слугу.

Да, видимо, Ларг не ошибся в отношении советника. А значит, никакого выбора у меня нет, только необходимые действия. Впрочем, все же стоит довести спектакль до конца.

— А позвольте полюбопытствовать, господин баронет[4], что же вы такого узнали в бедном заштатном баронстве заштатной земли? И что способно вас так возвеличить?

Выделенный интонацией намек на неблагородное происхождение все-таки заставил бастарда неприязненно поморщиться. Поэтому начал он грубо и резко, без присущей ему неторопливости и вальяжности:

— Во-первых, я успел узнать, что не меньше третьей части огнестрелов, состоящих на вооружении степной стражи, попали в баронство контрабандой, причем через горы. Не знаю, как вы договорились с дикими кланами и республиканскими ворами, но это состоявшийся факт. А чтобы не попасть под ограничения по закупке оружия, часть стволов признается временно негодными — вышедшими из строя в связи с трещинами в стволах, некачественной выплавкой и так далее. Но на самом деле ваши отряды оснащены огнестрельным оружием в большей степени, чем некоторые коронные части