От Телемана до Бартока
Мураками: Давайте вернемся к разговору о шестидесятых. Первым, что вы записали в Америке, был аккомпанемент гобоисту Гарольду Гомбергу. Концерты Вивальди и Телемана. Запись сделана в мае шестьдесят пятого года. Я случайно наткнулся на нее на американском развале.
Одзава: Как вы только ее нашли! Давно это было…
Мураками: Похоже, тогда еще не было единого представления о барочной музыке. По крайней мере, от этой записи у меня именно такое впечатление. Фразировка гобоя напоминает скорее романтизм, чем барокко.
Одзава: В те годы никто толком не представлял, как правильно исполнять барочную музыку. Знали, что была такая музыка со своими исполнителями, но никто не знал репертуара. Для меня это тоже был первый опыт.
Мураками: Мне показалось, что аккомпанирующий оркестр гораздо ближе к барочной музыке, чем солист. Колумбийский камерный оркестр – что это за коллектив?
Одзава: Это просто название. На самом деле Гомберг взял для записи нескольких музыкантов из струнных Нью-Йоркской филармонии. По сути, методом тыка. Ведь барочную музыку почти никто из нас не исполнял. Меня, ассистента, назначили дирижером.
Мураками: Вообще-то вы довольно редко исполняете Телемана.
Одзава: Да, редко. Мне тогда пришлось долго готовиться.
Мураками: То есть Гомберг для записи назначил вас дирижером.
Одзава: Да. Похоже, он хорошо ко мне относился.
Мураками: Затем были концерты Бартока, Первый и Третий. Запись сделана в июле того же года, то есть через два месяца. За фортепиано Питер Сёркин. Потрясающее исполнение.
Одзава: Оркестр чикагский. Или лондонский?
Мураками: Чикагский. Даже сегодня это звучит очень по-новаторски. Если в исполнении Телемана и Вивальди чувствовалось едва заметное напряжение, некоторая нерешительность, то тут он разошелся.
Одзава: Да? Совершенно не помню. За год до этого меня назначили директором музыкального фестиваля «Равиния». Об этом довольно много говорили, я даже участвовал в телепрограмме «What’s My Line?»[13] – что-то вроде «Моих секретов», помните, на «NHK» была такая викторина? Поэтому ко мне обратились со студии, и мы начали ежегодные записи. Во время фестиваля, на следующий день после одного концерта, я отправился в Чикаго, чтобы это записать. От парка «Равиния», где проходит фестиваль, до Чикаго на машине где-то полчаса.
Мураками: Примерно как от Бостона до Тэнглвуда.
Ставлю пластинку Бартока. Первый концерт. Запись начинается с резких, отрывистых звуков. Музыка полна жизни и энергии. Очень качественное исполнение.
Одзава: О, эта труба! Херсет. Адольф Херсет. Человек-легенда, знаменитый трубач Чикагского симфонического оркестра.
Вступает фортепианное соло.
Мураками: Фортепиано тоже звучит блестяще. Никаких компромиссов.
Одзава: Да, он хорош. Питеру здесь нет и двадцати.
Мураками: Пронзительное исполнение.
Присоединяется оркестр.
Одзава: Помню этот фрагмент… В те годы медные Чикагского симфонического были лучшими в мире. Начиная от Херсета и заканчивая всеми остальными, как на подбор.
Мураками: Это когда постоянным дирижером был Фриц Райнер?
Одзава: Постоянным был тогда Жан Мартинон.