Ягорай догадывался, что будет у Зои первым мужчиной, но все равно изумился и обрадовался, ощутив преграду. Девушка стала для него глотком чистой, никем не замутненной воды, и это чувство оказалось восхитительным и трепетным, оно удерживало его от порывов страсти, от резких движений, хотя внутри все кипело, стремясь к разрядке. Кажется, она не почувствовала боли, когда он вошел. Легкая улыбка коснулась губ волшебницы и сменилась капризной гримасой ожидания – его девочка хотела сильных ощущений, и не важно, что, подсознательно стремясь к ним, она рвалась не к удовольствию, а к вехам, указывающим обратный путь – из холодного бесчувственного небытия в мир, полный тепла, любви, прикосновений. И когда ее тело, поющее его страстью, выгнулось дугой, а сквозь губы прорвался стон, полный страсти, чернота в ее глазах истаяла как туман над рекой, гонимый полуденным солнцем…

Яго повернул Виту к себе спиной, обнял, укрывая от гуляющих по чердаку сквозняков, и, уткнувшись ей в затылок, вдыхая тот самый, травяной, диковатый и пьянящий аромат, шептал еле слышно: «Позже ты познаешь сладость единения, моя девочка с рысьими глазами! А сейчас прости мне то удовольствие, что получил я, пытаясь тебя спасти. Прости, что не смотрела мне в глаза, когда я любил тебя, не шептала мое имя, как я выдыхал твое!.. Прости».

Вита, как котенок свернувшаяся клубочком в его руках, спала спокойно, дышала глубоко, и веки наконец прикрыли ее глаза, принявшие обычный человеческий цвет.

Как ни хотелось Яго лежать так до скончания времен, ему пришлось покинуть девушку, отринув мысли о будущем. Одевшись, он спустился вниз, избегая смотреть в глаза товарищам, которые суетились в горнице, приведенной в божеский вид. В натопленной печи уже доходило в большом «семейном» горшке жаркое, распространяя дивный аромат. В сенях тролль, судя по звукам, разделывал чью-то тушу, а неугомонный божок читал ему лекцию по анатомии млекопитающих. Барс все еще спал, на этот раз на боку, расслабленно откинув мохнатые лапы, однако нос его время от времени подергивался, реагируя на запахи пищи.

Виньо с поклоном подала Ягораю кадку с теплой водой и чистые полосы ткани, когда-то бывшие простыней. В гномелле он не заметил ни робости, ни смущения и был ей за это благодарен. Случившуюся на чердаке любовь по необходимости Виньо, как, впрочем, и остальные, приняла как данность.

Вновь поднявшись к волшебнице, Яго аккуратно обтер ее и не без сожаления одел. После чего взял на руки и спустился вниз.

– Спит? – деловито поинтересовался тут же материализовавшийся рядом Кипиш и, положив маленькие ладошки ей на веки, замер, будто прислушиваясь к чему-то. Затем покивал довольно: – Спит! Все позади!

И тут же метнулся обратно в сени с воплем: «Не режь огузок, я тебе покажу, как правильно!»

– Уберите его от меня! – взмолился тролль. – Или я у него огузок найду и отрежу… неправильно!

Кипиш пулей вылетел обратно.

– Варвар! Вандал! Дикий невоспитанный лабрадорит!

– Гранит я! – судя по голосу, Дробуш ухмылялся во всю пасть. – Уясни, тупоумнутый!

Улыбаясь, Яго положил волшебницу головой на теплый бок оборотня и накрыл своим плащом. Дикрай недовольно пошевелился, обхватил лапами хрупкую фигурку и блаженно заурчал, уткнувшись мордой в ее волосы.