– Да.
– Когда вы ответите на них, мы переведем вас в больницу.
– Да.
Самое ужасное было то, что Подольски говорил как робот. Как человек с полностью сломленной личностью.
– Молчи! – сказал Обан. – Молчи, слышишь!
– Начнем с самого простого. Вас зовут Александр Подольски?
– Да.
– Вы работаете в Центральном разведывательном управлении США?
– Да.
– Господи, заткнись!
Русский не обращал внимания на крики, он контролировал ситуацию.
– Вас послали в Ирак с целью ведения шпионажа?
– Да.
– Вы уже совершили шпионские действия против республики Ирак и ее народа?
– Да.
– Вы раскаиваетесь в том, что совершали шпионские действия?
– Да.
– Господи. Господи, Алекс, приди в себя! – кричал Обан. – Приди в себя, посмотри на меня! Посмотри на меня!
Но американец смотрел куда-то перед собой, бессмысленно и тупо.
– Вы готовы признаться публично в шпионаже?
– Да.
Господи, это же как в пятидесятые. Те, кто возвращался из коммунистических лагерей, называемых ГУЛАГ, – у них же были полностью промыты мозги. Господи, неужели те времена возвращаются?!
– Алекс! Ты слышишь меня! Ты – Алекс, – не обращая внимания на русского, кричал Обан. – Алекс, посмотри на меня!
– Алекс Подольски. Вы Алекс Подольски, верно?
– Да.
– Посмотрите. Кто сидит на стуле перед вами? Как звать этого человека? Назовите его имя? Как его имя?
Подольски посмотрел на него тупыми вурдалачьими глазами.
– Реймонд.
– Как? Как его полное имя?
– Реймонд Энтони Обан, – мертвым голосом пробормотал американец.
– Заткнись! – Обан дернулся на своем стуле, звякнули цепи в бесполезной попытке их разорвать. – Заткнись, слышишь?
– Кто этот человек, мистер Подольски?! – продолжил я допрос. – Вы знаете его?
– Да.
– Заткнись, тварь! – не унимался Обан. – Молчи!
– Какую должность занимает этот человек? Говорите!
– Помощник директора национальной разведки.
– Заткнись! Заткнись! Заткнись!!!
Я смазал Обана по голове – несильно, но чувствительно.
– Ты слишком громко орешь. Мне это не нравится.
Я подошел к двери, постучал ногой. Дверь открыли, зашли трое. Черные бороды, автоматы с израильским обвесом, модным среди джихадистов с сирийских времен. Хоть на обложку журнала Insire. Носи новое, живи достойно, умри шахидом[25].
– Уберите этого, – я показал на Подольски, – дайте ему попить. Только немного, а то сдохнет. Пусть доктор посмотрит его.
Один из бородачей – черные очки, черная с проседью борода – приложил ладонь к груди.
– Слушаюсь, эфенди.
Трое приблизились к столу для допросов и, отстегнув от него одного из американцев, увели. При этом тот, с бородой с проседью, бросил на остающегося американца такой взгляд, от которого у того кровь застыла в жилах. Он лучше любых слов говорил: как долго я ждал этого момента, неверный, момента, когда можно будет перерезать тебе горло. Пока нельзя, но ничего, я подожду еще, я терпеливый.
И ты жди.
Это были матерые экстремисты.
Дверь противно лязгнула. Я подошел к столу и сел на то самое место, на котором только что сидел Подольски.
– Страшно? – просто спросил я и утвердительно протянул: – Стра-а-ашно.
– Вы, – Обан пытался держать себя в руках. – Вы понимаете, что вы творите. Мы уничтожим вас.