— Знаете, — медленно произнес Мономах, — стыдно признаться, но я…

— Вы — что?

— Когда я узнал о случившемся, то здорово разозлился.

— Разозлились? — удивилась Алла. — Почему?

— Да потому что мне работы своей жалко — отличная была работа. Я очень старался не испортить девчонке будущее! Вы, наверное, считаете меня чудовищным циником?

— Если бы вы были циником, Владимир Всеволодович, мы бы сейчас с вами не разговаривали! А мать вашей балерины придет в себя и, скорее всего, пожалеет о своих обвинениях. Что, кстати, следователь думает?

— Придерживается точки зрения Гурнова.

— Ну вот вам и ответ! Я не могу освободить вас от тяжелых мыслей, но могу дать совет: не пытайтесь приписывать людям качеств и особенностей поведения, которыми, как вам кажется, они могли бы обладать, не выстраивайте сценариев в своей голове, потому что люди поступают порой необъяснимо, иррационально и совершенно не так, как поступили бы на их месте вы. Вы никогда не будете ни на чьем месте, кроме своего собственного!

— Иногда вы меня пугаете, Алла Гурьевна, — неожиданно признался Мономах, пристально глядя на собеседницу.

— Почему?

— Время от времени вы изрекаете сентенции, какие были бы впору какому-нибудь философу!

— Философское отношение к жизни — это ведь скорее хорошо, нежели плохо, правда? — улыбнулась Алла, радуясь тому, что у Мономаха поднялось настроение. — Иначе от этой самой жизни недолго и в петлю полезть!

— Итак, коллеги, прошу отчитаться о проделанной работе, — попросила Алла, когда все члены группы подтянулись в кабинет. — Начнем с вас, Дамир: что дал допрос Инны Гординой?

— Честно говоря, немного, — признался опер. — Гордина отрицает, что у нее была ссора с Бузякиной. Утверждает, что у Дарьи есть основания ее оговаривать.

— Какие? — полюбопытствовала Алла.

— Она выражалась туманно, но, похоже, жилось ей в доме Томина несладко. А теперь, видимо, придется и вовсе убираться: Дарья недвусмысленно дала Инне понять, что не желает ее там видеть.

— То, что ей жилось несладко, вы сами заключили или это Гордина пожаловалась?

— Да она не жаловалась… Понимаете, Инна попала к Томину и Бузякиной год назад, когда ей едва исполнилось восемнадцать. После того как ее отца, Кирилла Гордина, задержали за мошенничество в особо крупных.

— А где, пардон, была ее мать?

— Жена Гордина умерла. У нее был тяжелый онкологический диагноз. Гордин таскал ее из одной клиники в другую, даже за границу с ней ездил несколько раз — ничего не помогло.

— Бедная девочка, — пробормотала Алла, качая головой. — Одним махом лишиться и матери, и отца… Хорошо, что Томин не остался в стороне!

— Он, видимо, счел своим долгом позаботиться о дочери партнера. Лариса не возражала.

— Погодите, а как вышло, что Гордина посадили, а Томина — нет? — вмешался в разговор Белкин. — Они же вместе бизнесом занимались!

— Вот об этом, Александр, вы нам и расскажете! — потерла руки Алла. — После того как все узнаете, хорошо? Посидите в Интернете, поройтесь в наших базах — в общем, как обычно.

— Ладно, — буркнул молодой опер, в очередной раз оценивший правоту пословицы «язык мой — враг мой».