Я обнял ее.
– Тише, дорогая. Этого не случится, мы не дадим поймать себя. Давай разбудим ее, но не станем рассказывать ей об этом. Она огорчится. Пусть это будет наш секрет, ладно?
– Ладно, – согласилась Петра и слегка потянула Розалинду за волосы.
Мы решили сначала поесть, а потом уже двигаться в путь, когда станет совсем темно и дорогу будут освещать звезды.
За едой Петра была необычайно молчалива. Я решил сперва, что она все еще думает о нашем недавнем разговоре, но, как оказалось, ошибся: спустя некоторое время она прервала свои размышления, оживленно сообщив нам:
– Эта Зеландия забавное место. Там все могут передавать мысли-картинки. Или почти все. И никто никого за это не хочет мучить.
– А, я вижу, пока мы спали, ты успела поговорить, – заметила Розалинда. – Должна сказать, что для нас так гораздо удобнее.
Петра не стала обращать внимания на ее слова и продолжала:
– Только не все там умеют передавать хорошо. Большинство из них похожи на тебя и Дэвида (это было сказано снисходительно) – но она может передавать намного лучше других. У нее двое детей, и она думает, что они тоже смогут хорошо передавать. Только они еще очень маленькие. Но она считает, что вряд ли они будут передавать так хорошо, как я. Она говорит, что я могу создавать самые сильные мысли-картины, лучше всех, – заключила она самодовольно.
– Меня это ничуть не удивляет, – ответила ей Розалинда. – Чему тебе надо выучиться, так это делать хорошие мысли-картины, а не просто крикливые, – добавила она отрезвляюще.
Но Петру эти слова не смутили:
– Она говорит, что, если я буду работать над этим, я стану передавать еще лучше. А когда я вырасту, у меня обязательно должны быть дети, которые тоже смогут делать сильные мысли-картины.
– Должны быть дети?! Вот как! – сказала Розалинда. – А зачем? По-моему, до сих пор от этих мыслей-картин были одни лишь неприятности.
– Только не в Зеландии, – покачала головой Петра. – Она говорит, что там все хотят их делать, и люди, которые не очень умеют это, изо всех сил тренируются, чтоб научиться делать их лучше.
Мы задумались над ее словами. Я вспомнил рассказы дяди Акселя о далеких краях за Черным Побережьем, где Отклонения считают себя Истинным Образом, а всех остальных Мутантами.
Она говорит, дополнила Петра, что люди, которые могут общаться только при помощи слов, многое теряют. Она сказала, что мы должны их жалеть, потому что, как бы они ни пытались, им никогда по-настоящему не узнать друг друга. Они навсегда останутся сами по себе, и никогда им не думать сообща.
– В настоящий момент не могу сказать, что очень им сочувствую, – заметил я.
– А она говорит, что их надо жалеть, потому что по сравнению с теми, кто умеет передавать мысли-картинки, они обречены вести нудную, скучную жизнь, – назидательно сообщила Петра.
Мы не перебивали ее болтовню. Не все, что она говорила, имело для нас смысл, возможно, она не все правильно поняла, но одно было совершенно ясно: эти зеландцы, кто бы они ни были, очень высоко себя ценили. Начинало казаться, что Розалинда не ошиблась, когда предположила, что слово «дикари» в их понимании относится к обычным жителям Лабрадора.