— Я… Господин, я не могу просить брата о помощи.

— Почему?

— Наши родители в последнее время продавали земли, чтобы платить налоги, и сейчас все очень сложно. Мой брат посылает им деньги. Я полагаю, что ему приходится также поддерживать семью жены.

Йоо кивнул. Этого он не ожидал, хотя следовало. Семья Исэка ничем не отличалась от других, оказавшихся в зависимости от колониального правительства. С потерей зрения Йоо остро нуждался в образованном пасторе, знающем корейский и японский, способном помочь ему с написанием проповедей и административными делами.

Ху собрал опустевшие чаши со стола.

— Господь всегда обеспечивал нас, — сказал юноша.

— Да, мой сын, ты хорошо говоришь. — Йоо улыбнулся подопечному, подумав, как хотел бы дать ему образование. — Мы найдем способ решить проблемы. Должно быть, мои слова огорчают тебя. — Теперь его тон снова был мягким, как в разговоре с девушкой.

— Я благодарен за эту работу, господин. Я поговорю с семьей. Ху, конечно, прав, Господь обеспечит нас, — сказал Исэк.

— Это все, что я хотел услышать. Велика твоя верность Господу! — Голос пастора Йоо зазвучал торжественно и звонко: — Господь послал тебя нашей церкви. Конечно, Он позаботится обо всех наших материальных нуждах.

Лето пришло быстро. Солнце в Осаке стало жарким, и высокая влажность замедляла и без того тяжелые движения Сонджи. Однако работала она легко, и в ожидании ребенка они с Кёнхи должны были заботиться только о себе и о своих мужьях, которые не приходили домой до позднего вечера. Исэк проводил долгие дни и вечера в церкви, обслуживая потребности растущей общины, а Ёсоп днем управлял фабрикой бисквитов, а вечерами ремонтировал машины на фабриках в Икайно за дополнительные деньги. Ежедневные хлопоты по приготовлению пищи, стирке и уборке на четверых были значительно менее обременительными, чем забота о пансионе. Жизнь Сонджи казалась ей роскошной по сравнению с прежними днями в Пусане.

Ей нравилось проводить время с Кёнхи, которую она называла сестрой. За два коротких месяца женщины подружились — к неожиданной радости для обеих. Кёнхи больше не оставалась в одиночестве, и Ёсоп радовался, что Исэк привел в дом девушку из пансиона.

Кёнхи и Ёсоп оставались бездетными, но Кёнхи не теряла веры. У библейской Сары ребенок родился в старости, и Кёнхи не верила, что Бог оставил ее. Благочестивая женщина помогала бедным матерям в церкви, была бережливой домохозяйкой. Купить дом в Икайно придумала именно Кёнхи: деньги отца Ёсопа в сочетании с ее приданым давали такую возможность. «Зачем нам платить постоянную аренду?» — сказала она. Кёнхи строго держалась в рамках бюджета, и потому они могли отправлять деньги родителям Ёсопа и ее собственным — обе семьи потеряли всю свою пахотную землю.

Мечта Кёнхи заключалась в том, чтобы организовать собственный бизнес: продавать кимчи[9] и соленые огурцы на крытом рынке возле станции Цурухаси, и когда в доме появилась Сонджа, она наконец смогла с кем-то поделиться своими планами. Ёсоп запрещал ей работать. Ему нравилось возвращаться домой и отдыхать, пока красивая домохозяйка готовила ему ужин. Он был убежден, что работа — удел мужчины. Каждый день Кёнхи и Сонджа готовили три трапезы: традиционный завтрак с супом, обед для мужчин, который те брали с собой на работу, и горячий ужин. Климат здесь был не такой холодный, как в Пхеньяне, и Кёнхи приходилось часто готовить, чтобы продукты не пропадали.