— Это то, что мы, собаки, должны носить при себе.

Служащая внезапно рассердилась.

— Отпечатки пальцев и регистрационные карточки жизненно важны для правительства. Не нужно оскорблять меня. Это официальное регулирование, требуемое для иностранных лиц.

Ецуко шагнула вперед.

— Но вы не снимаете отпечатки пальцев своих детей в день их рождения?

Шея женщины покраснела.

— Мой сын мертв.

Ецуко прикусила губу, но продолжила.

— Корейцы приносят много пользы нашей стране. Они делают тяжелую работу, которую не хотят выполнять японцы, они платят налоги, подчиняются законам, создают хорошие семьи…

Клерк сочувственно кивнула.

— Вы, корейцы, всегда так говорите.

Соломон выпалил:

— Она не кореянка.

Ецуко коснулась его руки, и все трое вышли из душной комнаты. Она хотела поскорее оказаться на свежем воздухе. Она жаждала белых гор Хоккайдо, хотела оказаться в холодном заснеженном лесу между темными голыми деревьями.

Одна из официанток принесла ей колу, и Хана, сидя за столом возле бара, поигрывала соломинкой. Перманентная завивка уже сошла, волосы ее распрямились и приобрели естественный красновато-черный тон. Они свободно падали на ее узкие плечи. Она выглядела аккуратно: в отглаженной белой блузке и темной плиссированной юбке до колен, серых шерстяных гольфах и плоских школьных туфлях. Живот оставался плоским, но грудь увеличилась — единственный признак беременности.

Закрытый для проведения частного мероприятия ресторан ее матери подготовили к вечеринке. Белые льняные скатерти покрывали дюжину круглых столов, а в центре каждого стояла элегантная цветочная композиция и подсвечники. Красные шары, накачанные гелием, поднимались к потолку. Ецуко и Соломон тихо вошли в ресторан. Он настоял на том, чтобы заранее поздороваться с ее дочерью. Сначала мальчик удивленно уставился на украшения зала, затем, увидев девушку за пустым столом, спросил:

— Это она?

— Да.

Хана застенчиво улыбнулась им.

Соломон и Хана официально приветствовали друг друга. Их взаимное любопытство было очевидно. Хана указала на воздушные шары, покрывающие потолок, и Соломон быстро ответил по-японски:

— Сегодня мой день рождения. Почему бы тебе не прийти на вечеринку? Будет американский ужин, а потом мы пойдем на настоящую дискотеку.

Хана ответила:

— Если хочешь. Я могла бы.

Ецуко нахмурилась. Она должна была поговорить с шеф-поваром о меню, но она не хотела оставлять их наедине. Через несколько минут, когда она вернулась с кухни, они шептались, как пара влюбленных. Ецуко проверила время и позвала Соломона вернуться домой. От двери он крикнул:

— Эй, увидимся на вечеринке.

И Хана улыбнулась, как куртизанка, и помахала на прощание.

Когда Соломон ушел, Хана указала матери на сумки возле входа.

— Я заглянула в них.

В сумках были записи, кассетный проигрыватель Sony Walkman, импортные подростковые журналы и шоколадные конфеты.

— Я хочу, чтобы мой папа был якудзой.

— Хана, он не… — Ецуко огляделась, чтобы убедиться, может ли кто-нибудь услышать их.

— Сын твоего парня не похож на крутого бандита.

— Ему нелегко. И он совсем не такой.

— Нелегко? Американская частная школа, миллионы в банке и шофер. Будь реалисткой, мама.