Мне стало так горько, так тоскливо и обидно. Ведь примерно до этого места я и тогда дошел. В целомудрии своем не решился на более откровенную сцену, хотя в мыслях, конечно…

Где-то, наверное, и сейчас валяется та тетрадь. Я отправил распечатку нескольких глав Лене в Петроград, получил в ответ довольно насмешливое послание, и от злости и оскорбленной гордости забыл и девушку, и роман, который мог бы… А что, вполне мог бы быть дописан и даже стать популярным. Народ такие сюжеты любит.

И еще стихотворение сочинил для нее, уже совсем на прощание:

Ну и так далее, много еще чего сентиментального и жалобного.

…Не владея собой, поскольку все же находился в вымышленной реальности, я метнулся в комнаты. И остановился.

Никаких следов только что здесь происходившего. Обычный деревенский дом, обставленный примерно как моя сгоревшая дача. Сердце у меня заныло так, словно я, настоящий князь Мещерский, вернулся из разведки (в которую я вправду утром собирался съездить) и увидел, что княжна исчезла, а вокруг — следы татарского налета.

Так даже в том случае у меня оставались бы шансы — догнать, снова спасти…

— Ну, сволочи! — заскрипел зубами. Однако вида показывать нельзя. — Какая неожиданная встреча! — извлек я из памяти абсолютно нелепую в данном случае фразу. — Ты что — здесь вот обитаешь? А где твоя Вера?

Артур слегка скривил губы, вдруг похлопал себя по карманам.

— У тебя закурить не найдется?

«А что, разве здесь и покойники курят?» — чуть не спросил я. Перед началом медитации сигареты у меня с собой были. Были они и у князя. Но сейчас-то на мне снова московский костюм. Я опустил руку в боковой карман и, хоть и был к этому готов, дополна набитый портсигар извлек с некоторым удивлением. Артур с плохо скрываемой жадностью почти выхватил сигарету у меня из пальцев. Мы присели на поросший мягким изумрудным мхом штабель когда-то и кем-то заготовленных для постройки или ремонта дома ошкуренных бревен. С трудом попадая кончиком сигареты в коптящее пламя бензиновой зажигалки, он прикурил и несколько раз глубоко затянулся.

Глядя, как Артур торопливо, по-солдатски «дергает», пряча сигарету в кулак, ощущая совершенно натуральный запах табачного дыма, я спросил:

— Разве ты на Земле курил? Не помню что-то.

Он щелчком сбил выросший на кончике сигареты столбик пепла.

— Когда живой был — курил. В качестве… зомби — действительно нет. А здесь я снова идентичен себе — исходному. В твоем обществе…

Я не понял, о чем это он.

— Именно в моем? Почему?

— Так никого же больше здесь нет. Соответственно — нет ни времени, ни пространства. То есть ничего. Поскольку нет для меня точки отсчета. Сейчас эта точка — ты. И отсчета, и кристаллизации. Древние греки были правы — нет более печального места, чем Аид — царство мертвых. Где души в виде полупрозрачных теней бродят в сумерках, оглашая окрестности тоскливыми стонами…