Ночной город был тих и пуст. Действовал строгий комендантский час, и за исключением частых парных патрулей вдоль улиц и более мощных постов, оснащенных автомобилями или броневиками, на площадях, Москва была совершенно безлюдна. Основная работа переместилась под крыши соответствующих учреждений, где сейчас шли непрерывные допросы, из пленных добывали подробную информацию о сумевших скрыться соучастниках, пока не засветившихся руководителях и вдохновителях, оставшихся неизвестными властям конспиративных и явочных квартирах, тайниках с оружием, банковских счетах и прочих интересных вещах. Рутинная работа, чья очередь наступает после бурных и веселых дней открытой вооруженной борьбы.
Устроив Аллу на ночлег в небольшой спальне напротив ванной комнаты, я вернулся в гостиную.
Там я застал живописную сценку. Новиков перебирал древние винипластовые граммофонные пластинки, сидя на корточках возле огромного лампового стереомузыкального аппарата, а Шульгин стоял рядом с открытой дверцей резного деревянного буфета.
Профессор Удолин, видимо, отвечая на ранее заданный вопрос, агрессивно выставил вперед бороду с сильной проседью.
— Водки — да, выпью! За победу, если это у вас так называется. А главное, чтобы легче войти в нужное состояние. Как будто не знаете моей методы. Могли бы и не спрашивать…
— Это точно, — кивнул Шульгин. — Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит… В том числе и с вашей помощью, дорогой Игорь Викторович. — Он приложил руку к сердцу и слегка поклонился, увидев меня. — Компанию составите? — И, не дожидаясь ответа, наполнил четыре серебряные с чернью стопки.
Профессор выпил водку медленно и почти благоговейно, произнеся предварительно крайне лаконичный тост:
— Ну, побудем…
Шульгин выплеснул свою порцию в рот одним махом, и она пролетела, как мне показалось, даже без глотательного движения с его стороны, Новиков отпил примерно половину, а я слегка пригубил чарку и поставил на тумбочку рядом.
— Это даже как-то странно, — сделал Удолин обиженное лицо. — Первую принято пить до дна.
— Так то первую, — скупо усмехнулся Новиков. — Тем более что вам мы не препятствуем.
— Еще бы вы препятствовали! — подбоченился профессор.
— Короче, я предлагаю перейти в кабинет и за рюмкой чая обсудить не торопясь последнюю из сегодняшних проблем, — не стал вступать в дальнейший спор Андрей.
Я не понял, зачем нужно было переходить именно в кабинет, гостиная ничуть не в меньшей мере подходила для обмена мнениями. Но хозяевам, очевидно, виднее. Гораздо сильнее меня занимал вопрос — какие еще у гроссмейстеров и командоров «Братства» остались проблемы, непосредственно затрагивающие меня.
Нет, в кабинете было, конечно, уютнее, чем в огромной, освещенной хрустальной люстрой с десятком лампочек гостиной.
Шульгин сбросил свой чекистский френч, в котором он неизвестно кого изображал на приеме, оставшись в белоснежной подкрахмаленной батистовой рубахе, более подходящей светскому франту, а не суровому красному преторианцу. Уселся, закинув ногу за ногу, в глубокое кресло рядом с торшером, закурил турецкую папиросу из розовой бумаги.