Я не спросил у мамы одного: как ей удалось успокоить мертвых на холме Палача. Мне показалось, что сейчас этот вопрос лучше не задавать. Я был уверен, что она не захочет об этом говорить. В каждой семье есть свои тайны, и о них лучше молчать. Придет время, и все станет ясно.

Мы вышли из дома на рассвете. На душе у меня было тревожно.

Элли проводила меня до ворот. Я остановился, но махнул Алисе, чтобы она меня не ждала. Девочка поднялась на холм, даже не оглянувшись.

– Мне надо кое-что тебе сказать, Том, – произнесла Элли. – Это тяжело, но ты должен знать.

По ее голосу я понял, что ничего хорошего сейчас не услышу. Грустно кивнув, я заставил себя посмотреть ей в глаза, и меня поразило, что из них лились слезы.

– Тебе здесь всегда будут рады, Том, – сказала Элли, смахнув со лба волосы, и слегка улыбнулась. – Ничего не изменится, но ты должен прежде всего подумать о наших детях, поэтому приходи, когда захочешь, но только до наступления темноты. Ты ведь знаешь, почему Джек так зол в последнее время. Мне бы не хотелось говорить тебе об этом, но ему очень не нравится твоя работа. Она его даже пугает. А еще он боится за ребенка. Мы оба напуганы. Вдруг, придя к нам в дом ночью, ты навлечешь на нас беду? Ты можешь принести с собой зло, а мы не хотим, чтобы этот кошмар снова повторился в нашей семье. Приходи в гости, Том, но только днем. Приходи, когда светит солнце и поют птицы.

Элли обняла меня, и от этого мне стало еще хуже. Я знал: что-то встало между нами и ничего уже не будет как прежде. Мне хотелось плакать, но я сделал над собой усилие и сдержался. В горле стоял комок, и говорить я не мог.

Я проводил Элли взглядом и снова погрузился в мысли о том решении, которое мне предстояло принять.

Что же делать с Алисой?

Я проснулся с уверенностью, что мой долг – отвести ее обратно в Чипенден. Этот поступок мне казался правильным, ведь главное – обезопасить свою семью и других невинных. Когда я относил Мамаше Малкин лепешки, то был во власти добрых порывов, что привело к беде. Так может, лучше раз и навсегда оградить себя от горького будущего, пока не поздно? Как сказал Ведьмак, надо подумать о людях, которые могут пострадать в будущем.

В первый день нашего пути мы с Алисой мало разговаривали. Я просто сказал, что мы возвращаемся в Чипенден, чтобы навестить Ведьмака. Даже если Алиса знала, зачем мы на самом деле туда идем, она не сопротивлялась. Но на второй день, когда мы подошли к деревне и уже были в миле от дома Ведьмака, я рассказал Алисе о своих страхах и о том, что так долго держал в себе.

Мы сидели на зеленом берегу реки недалеко от дороги. Солнце уже село, и сгущались сумерки.

– Алиса, ты часто лжешь? – спросил я.

– Все лгут, – ответила она. – Это свойственно человеку, но обычно я говорю правду.

– А той ночью, когда меня посадили в яму? Когда я спросил тебя о лепешках, ты сказала, что в доме Лиззи не было другого ребенка. Это правда?

– Я никого не видела.

– Ты уверена? Тот, что пропал первым, не мог сам уйти далеко.

Алиса кивнула, опустила голову и смотрела в траву невидящим взглядом.