Босх свернул платье и положил на стол. В коробке была еще пара черных кожаных туфелек, маленьких и жалких. Во втором бумажном пакете находилось нижнее белье и чулки, а также заключение из лаборатории о том, что телесных жидкостей на этих предметах одежды не обнаружено.

На самом дне в пластиковом конверте лежала серебряная цепочка с подвеской в виде фигурки Винни Пуха, а в другом — детский браслетик из бусин цвета морской волны, нанизанных на резинку.

— Больше ничего, — объявил Босх.

— Надо, чтобы эксперты снова на это взглянули, — сказала Макферсон. — За четверть века технологии шагнули далеко вперед.

— Сделаем.

— Кстати, где нашли туфли? На фотографиях с места преступления их не видно.

Босх пробежал глазами отчет, пришпиленный к крышке коробки.

— Написано, что под телом. Очевидно, свалились с ног девочки, когда ее душили в грузовике. Убийца бросил их в мусорный ящик первыми.

Лица сидящих потемнели — каждый представлял себе эту сцену. Босх стал одну за другой убирать вещи обратно. Сверху положил цепочку с подвеской.

— До какого возраста ваша дочь увлекалась Винни Пухом? — спросил он.

Холлер и Макферсон посмотрели друг на друга. Ответила Макферсон:

— Лет до пяти-шести, а что?

— Моя тоже вроде того… но в двенадцать лет?

— Может, с ним что-то было связано? — предположил Холлер. — Наша Хейли до сих пор носит браслет, который я подарил ей лет пять назад… Ну, не все время, — поправился он, поймав ироничный взгляд бывшей супруги, — но иногда надевает — когда я ее забираю к себе. Винни Пуха тоже мог подарить родной отец.

Компьютер мелодично звякнул, извещая о приходе почты, и Макферсон взглянула на экран.

— От Джона Риваса из сотого отдела, обвинителя на вечерних предварительных слушаниях, — сказала она. — У Джессапа появился защитник, приехал ходатайствовать об освобождении под залог до суда. Клиента привезут из городской тюрьмы последним автобусом.

— Кто защитник? — спросил Холлер.

— Ты не поверишь — сам Ловкач. Клайв Ройс взялся защищать Джессапа pro bono,[1] на свой страх и риск. Принял дело от «Генетической справедливости».

Босх хорошо знал это имя. Клайв Ройс был известнейшей фигурой, любимцем публики и журналистов. Он никогда не упускал возможности высказать перед камерами все, что не имел права упоминать в суде.

Холлер скривился:

— Ясное дело, pro bono, зачем ему гонорар? Пиар в новостях и газетные заголовки куда важнее.

— Ни разу не выступала против него, — покачала головой Макферсон. — Сгораю от нетерпения.

— Джессап уже в списке слушаний?

— Еще нет, Ройс пока говорит с секретарем. Ривас спрашивает, брать ему это на себя или ждать нас? Он будет возражать против освобождения.

— Нет, мы сами, — решил Холлер. — Идем.

Макферсон закрыла ноутбук. Босх опустил крышку коробки с вещдоками. Холлер повернулся к нему:

— Гарри, ты с нами? Поглядим врагу в лицо.

— Я с ним уже семь часов провел.

Макферсон улыбнулась:

— Думаю, что Микки имел в виду не Джессапа.

Босх понимающе кивнул. Главным противником для Холлера был Клайв Ройс.

— Нет, я пас, — сказал Босх. — Лучше отвезу все это в отдел криминалистики и поскорее займусь поисками свидетельницы. Когда найду, дам знать.