Для пущей забавы с корабля выпускается целая куча фальшивых яиц-капсул сразу после выброса десанта, и эти фальшивки летят быстрее наших капсул, потому что оболочек не сбрасывают. Они достигают поверхности планеты, взрываются, отвлекают внимание, расчищают площадку — короче, прибавляют дел комитету по организации встречи на планете.
В то же время радиосвязь корабля, игнорируя всякий радарный шум, намертво привязана к направленному сигналу командира корабля. Компьютеры корабля рассчитывают твою ближайшую задачу.
Когда вторая оболочка отлетела, из третьей был автоматически выброшен первый ленточный парашют. Он работал недолго, да и не был рассчитан на это: один чувствительный, мощный рывок — и парашют летит своей дорогой, я своей.
Второй парашют работал чуть дольше, а третий уже довольно длительное время. Я увидел, что внутри капсулы начинает подниматься температура, и начал думать о приземлении.
Третья оболочка отлетела, когда до конца отработал третий парашют, и теперь вокруг меня не было ничего, кроме бронескафандра и пластикового яйца, внутри которого я всё ещё был привязан. Наступило время решать, где и когда я буду приземляться. Не двигая руками (я не мог), пальцем включил экран ближнего видения и, когда он засветился чуть выше моих глаз на внутренней поверхности шлема, начал считывать данные.
Миля плюс восемьдесят метров. Немного ближе, чем я люблю, особенно в отсутствие компании. Яйцо теперь падало с постоянной скоростью, и не было никакого смысла оставаться внутри. Однако температура на поверхности яйца показывала, что автоматически оно откроется ещё не скоро. Поэтому другим пальцем я нажал на кнопку, освобождавшую меня немедленно.
Первая часть программы отрезала ремни, которые меня опутывали. Вторая взорвала окружающий меня пластик, и он стал падать, расколовшись на восемь частей. Я был на свободе, «сидел» на воздухе и видел всё своими глазами!
Меня согревала мысль, что оболочка пластикового яйца покрыта тонким слоем металла и каждый кусок её выглядит на экране радара точно так же, как десантник в бронескафандре. Тому, кто обрабатывал данные радара — будь это живое существо или компьютер, — предстояла неприятная задача: решить, какой из девяти объектов является десантником, не говоря уже о тысячах кусков и обломков, летящих на расстоянии нескольких миль вокруг. При подготовке десантнику обязательно дают поглядеть — и своими глазами, и на экране радара, — в какое замешательство приводит выброс десанта силы обороны на земле: уж больно беззащитным и словно раздетым чувствуешь себя, когда кувыркаешься вот так в воздухе без скорлупы. Можно легко впасть в панику, открыть парашют слишком рано и превратиться, как у нас говорят, в сидящую утку. Или вообще не открыть парашют и сломать ноги, позвоночник или проломить череп.
Я вытянулся, распрямился и огляделся вокруг. Потом сложился и снова выпрямился теперь уже в позиции «ныряющий лебедь», лицом вниз, и попытался получше рассмотреть, что там подо мной. На планете, как и планировалось, была ночь, но инфравидение, если к нему привыкаешь, даёт вполне чёткую картину. Река, по диагонали пересекавшая город, была прямо подо мной. Она стремительно приближалась, сияя, так как температура воды была выше, чем земли. Мне было всё равно, на какой берег приземляться, лишь бы не в воду: это бы сильно затормозило дело.