Капитан, казалось, удивился ещё больше.

— И вы пришли с этим ко мне, сержант? Официально?

Я ни разу не видел, чтобы человек был в таком замешательстве, а с другой стороны, ничем — ни одним движением лица или голоса — не выдавал своих чувств. — Сэр. Если капитану угодно. Новобранец повёл себя вопреки всем дисциплинарным нормам. Он сам настаивал на том, чтобы увидеть командира батальона.

— Понятно. Вам нужен судья. Ну, хорошо. Только я всё равно ничего не понимаю, сержант. В конце концов, это его право — увидеть меня. Какая была боевая команда?

— «Замри», сэр.

Я взглянул на Хендрика и понял, что ему пришлось несладко. По команде «замри» ты падаешь на землю там, где стоишь, пытаясь как можно скорее использовать любое укрытие. При этом ты обязан замереть и не делать ни одного движения — даже бровью не шевелить без разрешения. Нам рассказывали историю о людях, которых ранило, когда они выполняли эту команду… и они медленно истекали кровью, не издавая ни звука и не двигаясь.

Франкель поднял брови.

— И потом?

— То же самое, сэр. После самовольного нарушения команды — снова отказ её выполнить.

Капитан нахмурился:

— Фамилия.

Ответил Зим:

— Хендрик, сэр. Новобранец Ар-Пи-семь-девять-шесть-ноль-девять-два-четыре.

— Всё ясно. Хендрик, на тридцать дней вы лишаетесь всех прав и будете находиться только в своей палатке — за исключением нарядов, еды и санитарной необходимости. По три часа каждый день будете выполнять наряды начальника охраны: один час перед отбоем, один час перед подъёмом и один час во время обеда. Ваш ужин будет состоять из хлеба и воды, хлеба сколько сможете съесть. А также десять часов наряда каждую субботу по усмотрению непосредственного начальника.

«Ничего себе!» — подумал я. Капитан Франкель продолжал:

— Я не наказываю вас жёстче, Хендрик, лишь потому, что более строгое наказание проводится только через трибунал… А я не хочу портить послужной список вашей роты. Свободны.

Капитан опустил глаза и стал разглядывать бумаги на своём столе.

Инцидент его больше не интересовал.

Но тут вдруг завопил сам Хендрик:

— Но ведь вы не выслушали другую сторону!

Капитан поднял глаза.

— У вас есть что сказать?

— Ещё бы. Сержант Зим сделал всё это специально! Всю дорогу он изводит, изводит меня — с того самого дня, когда я попал в лагерь! Он…

— Это его работа, — сказал холодно капитан. — Вы отрицаете, что не выполнили приказ?

— Нет, но… Он же не сказал, что я лежал на муравейнике!

По лицу Франкеля промелькнуло презрительное выражение.

— Так. И вы, значит, предпочли, чтобы вас убили — а возможно, и друзей ваших — из-за каких-то дрянных муравьёв?

— Что значит дрянных? Их были тысячи. Они словно хотели съесть меня заживо.

— Ну что ж. Давайте, молодой человек, определимся раз и навсегда. Даже если перед вами гнездо гремучих змей, вы всё равно обязаны выполнить общую для всех команду. Упасть и замереть. — Франкель помолчал. — Вы ещё что-нибудь хотите сказать в своё оправдание?

Хендрик стоял какое-то мгновение с открытым ртом.

— Конечно, хочу! Он ударил меня! Он занимался рукоприкладством! Целая компания таких же, как он, ходит всё время вокруг со своими дурацками палками, и каждый так и норовит ударить, да ещё по спине. И это называется «подбодрить». Хотя с этим я ещё как-то мирился… Но он ударил меня. Рукой.