Мгновенная, острая боль заставляет сомкнуть челюсти и клацнуть по его языку. Между ног сильно печёт и кажется, что я точно-точно лопну, не выдержав напора.

Хан отстраняется, приподнимаясь на локтях. Смотрит в моё лицо с недоверием и говорит хрипло:

— Ты была девственницей. Ди, коза! Ну… Блять, почему не сказала? Дурочка упрямая… Почему не предупредила? Я бы тогда всё иначе… Не так, как сейчас!

Наклоняется и целует щёки, слизывая языком невольно скатившиеся слезинки.

— Девочка моя, выпендрёжница! Ты напрашиваешься на хорошенькое наказание! — целует шею и за ушком, действуя нежнее и бережнее.

Сейчас это уже не тот Хан, у которого срывает тормоза от танцев на грани. Он снова заботливый, внимательный и очень-очень горячий, знакомый и близкий — такой, каким я его и полюбила.

— Не молчи… — требовательно смотрит в глаза. — Зачем ты соврала? Зачем в прошлый раз сказала, что перепихнулась с кем-то в клубе?!

— Зачем-зачем? — передразниваю я. — Затем, что у тебя есть жена и семья, я не хотела выглядеть дурочкой.

— Не хотела выглядеть дурочкой. Наврала о том, что больше не девственница, завела себе жениха. Фиктивного. Вляпалась в неприятности, ворвалась в мою жизнь и продолжаешь сводить с ума. Непоседа! — пытается говорить строгим тоном, но чему-то сильно рад.

В полутьме салона видно, как блестят его глаза.

— Чему ты так радуешься? Получил свой приз, — говорю обиженным тоном. — Незаслуженно!

И это самый странный разговор, что у меня был. Потому что длинный член ещё до сих пор глубоко во мне, боль утихла.

Я чувствую, как он дрожит от напряжение и нетерпения, посылает по моему телу чувственные вибрации и неконтролируемые желания: попробовать ещё.

Дальше. Больше. Глубже.

Теперь уже точно можно.

Темирхан наклоняется, целуя меня легко-легко и быстро, говоря между словами:

— Ты же помнишь? Я хотел для тебя особенный первый раз. Зачем ты лишила этого меня и себя?

— Для тебя это ничего не значит, а я как-нибудь сама справлюсь… — всё ещё злюсь и несу, возможно, чепуху.

Но не могу поверить, запрещаю себе верить, что между нами что-то возможно.

Боюсь снова оказаться за бортом его жизненных целей и предпочтений.

Пусть лучше будет больно и обидно, потом смоется со слезами.

Однако Хан целует меня так горячо и нежно, передавая через поцелуй гамму невообразимых чувств, что через некоторое время я по-настоящему расслабляюсь всем телом и мне становится хорошо.

Его взгляд стекает с лица на губы, а оттуда на шею и на грудь.

Хан без церемоний задирает бюстгальтер, сжимая огрубевшими подушечками пальцев тугие, напряжённые соски.

Мне хочется продолжить и испытать все грани удовольствия, без запретительных знаков и ограничений.

Хочу растаять в его сильных руках и ни о чём не жалеть.

Забыться хотя бы на краткий миг.

Хан начинает медленно двигаться, неприятные ощущения уже отступили и уступают место нарастающей жаркой волне.

Он целует губы и подбородок, колет щетиной шею, заставляет меня покрываться тысячами мурашек.

Я растворяюсь в том, что происходит и начинаю подстраиваться под ритм глубоких, пока ещё щадящих и размеренных толчков.