— Извини, что пришлось перейти на личности, — произнес репортер. — Но раз ты не веришь мне, как я могу верить тебе?

Выпрямившись, Бреммер сделал шаг назад и вновь сел в кресло.

— Итак, нет необходимости напоминать тебе прописные истины. Но все же напомню. Преимущество — на моей стороне. Так что придется тебе отвечать на мои вопросы. Что за ошибки? Какие ошибки я совершил? Скажи, Гарри, что я сделал неправильно, или первая пуля прошьет тебе коленную чашечку.

Босх не спешил. Несколько минут он изводил Бреммера молчанием, обдумывая, с чего лучше начать.

— Что ж, — произнес он в конце концов, — давай начнем с самого начала. Четыре года назад ты полностью посвятил себя делу Кукольника. В качестве репортера. Можно сказать, что с тебя оно и началось. Ведь именно твои статьи о первых жертвах заставили полицейское управление сформировать следственную бригаду. В качестве репортера ты имел доступ к сведениям, собранным о подозреваемом, читал, наверное, отчеты о вскрытиях. У тебя были источники вроде меня. Да что там говорить, добрая половина лоботрясов из нашей бригады и службы коронера снабжала тебя самыми свежими сведениями. Короче говоря, ты знал абсолютно все, что делал Кукольник. Все — вплоть до крестика на пальце ноги. Позже, когда Кукольник был уже мертв, ты использовал эту информацию в своей книге.

— Да, все это мне было известно. Но это ничего не доказывает, Босх. Это знал не только я, но и многие другие.

— Ах, посмотрите, как он теперь ко мне обращается. Босх. Значит, я для тебя больше не старый приятель Гарри? Стал презирать, значит? Или взял в руки пистолет и решил, что мы теперь не ровня?

— Пошел ты на хер, Босх. Ты просто идиот. У тебя ничего нет против меня. Что там еще? Выкладывай. А знаешь, это просто великолепно. Этому эпизоду я отведу целую главу в книге, которую пишу о последователе.

— Что у меня еще? Еще у меня есть блондинка в цементе. Цемент — очень ценная субстанция. Ты, случаем, не знал, что обронил там сигаретную пачку, когда заливал ее этим самым цементом? Не помнишь уже? А тц вспомни, как ехал домой и тебе страшно хотелось курить, как полез в карман, но там ничего не было. Так вот, эти сигареты лежали в бетоне и ждали нас — точно так же, как Бекки Камински. «Марльборо» в мягкой упаковке. Твои любимые, Бреммер. Это ошибка номер один.

— Их многие курят. Если захочешь поделиться своим открытием с окружным прокурором — Бог в помощь.

— И левшей на свете тоже хватает. Взять хотя бы тебя и последователя. Да я и сам левша. Дальше рассказывать?

Бреммер сидел, отвернувшись. Он просто молча смотрел в окно. «Может, провоцирует? — подумал Босх. — Хочет, чтобы я бросился отнимать у него пистолет?»

— Эй, Бреммер! — окликнул он, едва не сорвавшись на крик. — Могу еще кое-что рассказать.

Бреммер резко повернул голову и вперил в рассказчика жесткий взгляд.

— Сегодня в суде ты сказал мне, что я могу быть доволен вердиктом, поскольку городские власти должны заплатить за меня всего два бакса. Но вспомни, что было еще раньше — в тот вечер, когда мы вместе выпивали. Тогда ты выступил с обстоятельной лекцией о том, что Чэндлер запросто сможет содрать с города сто тысяч, стоит только присяжным присудить в пользу истца хоть один доллар. Помнишь? Вот я и думаю: сегодня утром, когда ты говорил, что вердикт обойдется мне всего в два доллара, это было тебе доподлинно известно. Ты знал, что Чэндлер уже мертва, а потому не может потребовать больших денег. Ты знал это, потому что собственными руками убил ее. Такова твоя вторая ошибка.