Планы были такие – Лелька пойдет в первый класс, а там уж – извините! Продленка, няня или наконец удастся уговорить непокорную маму, и она приедет в Москву помогать. Но планы кардинально поменялись, когда она обнаружила, что опять беременна.

Потом было и вспоминать стыдно, как она не хотела третьего ребенка! Сначала она даже не хотела говорить мужу – были и такие крамольные мысли. Сказала только Эльке.

Та поддержала: и правильно, знать ему ни к чему. Это наши, бабьи дела. Да и вообще – ерунда. Есть врачи – никаких проблем. Не хочешь в его больнице – устроим. Комар носу не подточит.

Елена раздумывала. Понимала, что Эля права – куда им третьего? К тому же вечная нехватка денег. Девчонок нужно одевать, везти на море, помогать маме, Гаяне и Машке. У Бориса барахлит сердце, да и она не девочка – опять все по новой. Как представишь себе бессонные ночи… В общем, против логики не попрешь. Но… Кроме разума и логики, оставался еще маленький червячок, головастик внутри ее. Который уже дышал и у которого билось крохотное сердечко. Как быть с этим? Приговорить его этой самой логикой?

Да и скрыть от Бориса было совсем не в ее стиле. Думала, конечно, о себе – как потом с этим жить? Это ведь не ложь, не обман и не хитрость. Это – преступление и предательство их отношений и их любви.

Был еще и страх: а если случатся осложнения? И вернуться домой в тот же день не удастся? И тогда откроется весь ее страшный обман. Борис этого не простит.

А если – того хуже? И девочки останутся без матери, сиротами? Разве мало после этого осложнений?

Не святая, усмехнулась она про себя. Точно сказала Элька – не строй из себя святошу.

Позвонила Эльке и сказала, чтобы та не хлопотала.

– Ну-ну, – вздохнув, прокомментировала она. – Хозяин – барин.

Вечером Елена сказала Борису. Тот удивился:

– И как же это мы умудрились?

– Ну, знаешь ли. Дело нехитрое.

Он не запрыгал от радости, а вздохнув, сказал:

– Ну, так, значит, так. Так тому и быть, – и опять тяжело и шумно вздохнул.

– А если… – осторожно сказала Елена.

– Не обсуждается! – резко перебил он ее.

Потом она часто думала: а может быть, все это оттого, что Никошу они не хотели? Вслух не обсуждали, но про себя-то… И от этих мыслей она так и не смогла избавиться – никогда.

То, что у Никоши все не совсем в порядке, обнаружилось почти сразу, еще в роддоме. Педиаторша разговаривала с Еленой не поднимая глаз. Да, тяжелые, затяжные (вот вам и третьи!) роды. Да, ручное отделение, щипцы. Длительное прохождение по родовым путям и как следствие – асфиксия. Все так. Она врач, сама все понимает.

Понять было просто, а вот принять…

Дома делали все, что возможно, – массажи, гимнастика, водные процедуры. Гуляли по шесть часов, посменно. Елена, Лелька, опять Елена – после получасового неспокойного сна.

Мама ехать в эту квартиру по-прежнему отказывалась. Елена, разумеется, обижалась. А у Бориса с тещей и вовсе отношения разладились. Он отказывался понимать все эти придуманные и искусственные, дурацкие причины. Ах, воспоминания! Ах, унижение и разбитая жизнь! Ах, предательство, которому нет прощения!