– Твой конь удрал задолго до того, как тебя нашли, – произнёс первый голос, хриплый, даже какой-то земляной, как заметил теперь Каспиан.

– Ну-ка, пусть оно не заговаривает вас красивыми словами, – сказал второй голос. – Повторяю…

– Рожки-осьминожки! – воскликнул третий. – Конечно, мы не убьём его. Стыдись, Никабрик. Что ты сказал, Боровик? Что нам с ним делать?

– Я дам ему попить, – сказал первый голос, должно быть, Боровика. Над постелью возникла тёмная тень. Каспиан почувствовал, как мягкая рука – если это была рука – приподнимает его за плечи. Тень была какая-то не такая. В лице, склонившемся над ним, тоже что-то было не так. Оно казалось очень волосатым и очень носатым, со странными белыми полосами на щеках. «Это маска или что-то вроде, – подумал Каспиан. – Или я в лихорадке и всё это мне мерещится». Чаша с чем-то сладким и горячим коснулась его губ, и он отпил. В тот же миг кто-то из двоих оставшихся поправил огонь. Пламя вспыхнуло, склоненное над Каспианом лицо осветилось, и он чуть не вскрикнул. Это было лицо не человека, а барсука, впрочем, гораздо больше, дружественнее и умнее, чем у тех барсуков, которых он видел раньше. И он явно слышал, как этот барсук разговаривал. Он увидел также, что лежит на ложе из вереска, в пещере. У огня сидели два человечка, настолько нелепее, приземистей, волосатее и грузнее доктора Корнелиуса, что Каспиан сразу признал в них настоящих гномов, древних гномов без капли человеческой крови в жилах. Он понял, что нашёл наконец старых нарнийцев. Потом голова у него снова закружилась.

В следующие несколько дней он научился различать их по именам. Барсука звали Боровик, из всех троих он был самый старый и самый добрый. Убить Каспиана хотел сердитый чёрный гном (волосы и борода у него были чёрные, густые и жёсткие, как лошадиная грива) по имени Никабрик. Другого гнома – рыжего, с волосами, как лисий хвост, – звали Трам.

– А теперь, – объявил Никабрик в первый же вечер, когда Каспиан смог сидеть и говорить, – мы опять-таки должны решить, что делать с этим человеком. Вы оба воображаете, будто проявили большую доброту, когда не дали его прикончить. Но я подозреваю, что тогда нам придётся держать его в плену всю жизнь. Я, конечно, не допущу, чтобы он ушёл живым – вернулся к себе подобным и предал нас всех.

– Крючки-половички! Никабрик! – воскликнул Трам. – Зачем ты говоришь такие гадости? Не вина этого создания, что оно разбило голову о дерево рядом с нашей норой. И мне кажется, что оно не похоже на предателя.

– Я вижу, – сказал Каспиан, – вы думаете, что я хочу вернуться. Вовсе нет. Я хочу остаться с вами – если позволите. Я всю жизнь мечтал увидеть таких, как вы.

– Хорошенькая история, – проворчал Никабрик. – Ты тельмарин и человек, разве нет? Конечно, ты хочешь вернуться к своим.

– Я не мог бы вернуться, если бы даже хотел, – отвечал Каспиан. – Я бежал, спасая свою жизнь. Король хотел меня убить. Если вы меня прикончите, то доставите ему большое удовольствие.

– Ну, ну, – сказал Боровик, – не надо так говорить.

– Это ещё что? – удивился Трам. – Что ты натворил, человек, в твои-то годы, чтобы разозлить Мираза?