Эмори провела рукой по стене, наклонившись как можно дальше вперед, потом привстала на цыпочки, потянулась вверх.
Ничего; только стена.
Рост у нее метр шестьдесят четыре. Если встать на цыпочки и вытянуть руку, можно достать… какую отметку? Метра два? Цепь от наручников довольно длинная; в ней есть небольшой зазор. Возможно, она дотянется и выше.
Эмори присела, сделала глубокий вдох и резко подпрыгнула, подняв руку вверх. Она старалась дотянуться до места как можно дальше от себя. Растопыренные пальцы хватали воздух. Когда она тяжело опустилась на пол, на холодный бетонный пол, ступни обожгло болью, которая отдалась в травмированном левом колене. В прошлом году она порвала связку, когда играла в волейбол, и с тех пор колено периодически болело.
Эмори помассировала больное место и прижалась к стене.
Она прошла семь шагов. Продолжала двигаться налево и сделала еще пять шагов, прежде чем добралась еще до одного угла.
Всего двенадцать шагов.
Каталка снова застряла при повороте, и она сердито дернула ее к себе.
«Эй, мне кое-что пришло в голову. Что, если он следит за тобой? Что, если у него здесь видеокамеры?»
— Для видеокамер здесь слишком темно.
«Инфракрасные камеры показывают в темноте, как днем. Возможно, он сидит где-нибудь наверху, закинув ноги на стол, смотрит реалити-шоу с твоим участием и ухмыляется. Голая девушка в замкнутом пространстве! Голая девушка пытается выбраться из заточения. Предыдущая жертва затратила полчаса на то, чтобы обойти все помещение. Эта пошла в отрыв; она уложилась в двадцать минут. Как интересно! Как занимательно!»
Эмори остановилась и вгляделась в темноту.
— Эй! Где ты? Ты… следишь за мной?
Тишина.
— Эй!
«Может, он стесняется?»
— Заткнись!
«По-моему, он спустил штаны и вытащил свою штуковину, а на дверь повесил табличку „Не беспокоить“. Он смотрит передачу „Эмори после заката“, и самое веселье только началось. А девчонка-то, оказывается, спортсменка! Видали, как она подпрыгнула?»
— Теперь я знаю, что ты не моя мама; она бы ни за что так не сказала, — вслух произнесла Эмори.
«Ну, по-моему, он все-таки за тобой следит. Иначе зачем он тебя раздел? Мужчины — извращенцы, дорогуша. Все до одного. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше».
Эмори медленно развернулась и, наклонив голову, стала всматриваться в темноту.
— Здесь нет никакой камеры; я бы заметила красный огонек.
«Верно. Потому что у всех камер есть красные огоньки.
Мерцающие красные огоньки, заметные издалека. Вот если бы я производила камеры, мне бы и в голову не пришло выпустить камеру без красного мерцающего огонька. Не сомневаюсь, есть надзорный комитет, который проверяет каждую…»
— Да заткнешься ты когда-нибудь? — закричала Эмори, и от смущения ее обдало жаром. Она спорит сама с собой. Не может быть — она разговаривает и спорит сама с собой!
«Я хочу сказать, что не на всех камерах есть красные огоньки, только и всего. Не нужно обижаться».
Эмори досадливо вздохнула и потянулась к стене; двенадцать шагов в одну сторону, угол, еще двенадцать шагов — угол. Место заточения показалось ей огромным квадратом. Она ощупала две стены, но не нашла двери. Остается еще две стены.