Начало у беседы было не очень приятным, а ее продолжение — еще хуже. Бор уже немало наслышался о бесчувственных высказываниях Гейзенберга о ходе войны, и он вышел из себя, когда Вернер начал не только активно защищать германскую агрессию на территории СССР, но и настойчиво доказывать собеседнику, что победа Германии — это наилучший исход сложившейся ситуации. Когда же Гейзенберг заговорил о работе над атомной бомбой, Бор возмутился до предела.
Из слов Гейзенберга Бор успел понять, что в 1939-м он сам же и заявил о необходимости «сплотить усилия всей нации» ради получения взрывной ядерной реакции. Перед собой Нильс в тот момент видел хорошего друга и бывшего коллегу, с которым когда-то делил самые захватывающие моменты самого важного в его жизни научного открытия. И вот теперь этот человек довольно нетерпеливо толкует о том, что можно создать атомную бомбу, и о том, что как раз и этим и занимается — для фашистов. В письме, которое Бор адресовал Гейзенбергу спустя много лет после окончания войны, но так и не отправил, он писал[53]:
…ты говорил довольно расплывчато да еще и с такой уверенностью в голосе, что в Германии созданы все условия для разработки атомного оружия, а проект возглавляешь ты лично. Ты сказал, что нет необходимости обсуждать детали, поскольку они тебе уже прекрасно известны, и в течение двух последних лет ты более или менее регулярно готовил ядерную программу.
Возможно, Гейзенберг даже набросал примерный план своих работ, хотя этот факт кажется довольно неправдоподобным. Спустя несколько лет Бор обнародовал набросок. Это была примерная схема ядерного реактора. Неизвестно, намеренно Гейзенберг запутал своего коллегу или это Бор неверно понял собеседника, но в любом случае Нильс утверждал, что на рисунке изображена именно атомная бомба. Но это еще не все. По всей видимости, Гейзенберг пытался выудить у Бора хоть какую-нибудь информацию о работе Союзников над атомной бомбой. Получается, он приехал в Копенгаген в качестве шпиона? На кого же он теперь работал?
После войны Гейзенберг утверждал, что пытался — через Бора — заручиться обязательством ученых-ядерщиков отказаться от любых работ над атомным оружием. Намерения Вернера и в самом деле могли быть именно такими. Но Нильс Бор увидел в Гейзенберге в первую очередь представителя державы-агрессора, оккупировавшей его страну, целью которого было обеспечение тех, кому он подчинялся, самым совершенным в мире оружием. В другом письме Гейзенбергу, также не отправленном, Бор писал:
Наибольшее впечатление на меня должны были оказать слова, произнесенные тобой в самом конце нашей беседы.
Ты уверенно заявил, что понял самое главное: если война затянется, ее исход будет решаться атомным оружием. Потом добавил (наверное, я выглядел недостаточно убежденным), что я должен понять: в последние годы ты занимался практически только этим, и ты абсолютно уверен в осуществимости всего этого.
Гейзенберг позже вспомнит, что Бор ответил примерно так: поскольку физики теперь трудились в разных странах, пытаться как-то координировать их действия абсолютно бесполезно. Нильс также сказал, что «работа физиков над созданием оружия для нужд своей страны — это, так сказать, вполне нормальное явление».