Рита пожала плечами.

– У меня особого выбора-то и нет.

– Да ну, брось ты. Выбор есть всегда, – попытался подзадорить подругу. – Просто моя дача – это самый лучший выбор.

– Кто бы сомневался, – улыбнулась Наташа и завела машину. – Ну, на дачу так на дачу.

Егор жутко боялся одиночества. С детства его тяготило это давящее чувство. Но тогда ему не стыдно было признаться в этом и пробиться, например, к взрослым, решившим устроить посиделки на кухне под пивко и анекдоты с клубничкой. Именно из-за этих пристрастий взрослых маленького Егорку отправляли в детскую. Там, в своей комнате, Егор возненавидел одиночество, вакуум, в который его загоняли. Он вырос, а вакуум только увеличился. Он иногда выныривал, чтобы глотнуть воздуха, но это было настолько редко, что он и не помнил, когда это было в последний раз. Но этот «глоток воздуха» он запомнит надолго. Они бросили его. А чего он еще ожидал? Он придумал эту игру. Точнее, не придумал, а притащил в их дружный коллектив. Да и, если начистоту, никто его не бросал. Ритка всего лишь обвинила во всем, что с ними сейчас происходит, но потом взяла и пригласила к себе. Пусть не получилось, но все-таки – она не виновата. После их решения поехать к Одинцову на дачу Егор решил, что он будет там лишним. Возможно, еще и из-за чувства вины.

Сейчас он не знал, чем себя занять. Можно было напроситься с Никитой на пейнтбол, но у Егора были опасения, что ему могли отвести роль сына Вильгельма Телля. И если легендарный швейцарец стрелял в яблоко на голове сына во спасение, то в Кузьминском парке таких высоких целей не будет. Будет обычное издевательство над слабым очкариком. Нет уж, пусть найдут себе другую жертву. Он снова вернулся к тому, с чего и начинал. Все хотят его обидеть и взвалить вину за свои беды на него. Так было всегда.

Отец Егора, Валентин Андреевич Авдеев, всегда называл сына слабаком и считал своим священным долгом научить его жить с этим. «Сынуля, – говорил он, – ты в говне. Причем это не куча какого-то перепревшего навоза на задах огорода, а канализационный слив, в котором дерьмо в постоянном движении. И чтобы не выделяться, стань незаметным. Смешайся с этим дерьмом и не высовывайся». Дельный совет от алкоголика с тридцатилетним стажем. Но, как ни странно, Егор, скорее всего, прислушался к папаше. И реально никуда не влезал, ни с кем не спорил, сидел тихо, как мышь. Но, как оказалось, этим он только привлекал к себе внимание. У всех обидчиков в разные периоды жизни Егора был нюх на таких, как он. Они его чувствовали, как кот мышь. А потом он привык. Если есть он, то непременно найдется тот, кто обвинит его во всех бедах. И Егор ничего с этим поделать не мог. Он просто плыл по зловонному течению, в глубине души рассчитывая, что его вынесет в море (пусть даже дерьма), но там он будет менее заметен.

Так что обвинения (от Риты или кого-либо еще) появились бы в любом случае, это просто было делом времени. Единственное, чего не мог понять Егор, так это что им с этих обвинений. Им становилось легче, что кто-то виноват, а они нет? Или вся радость обвинений в том, чтобы «виновнику» в сложившейся ситуации, в которой вроде как все в одинаковом положении, было еще хуже, чем коллегам по несчастью? Непонятно. Егор не стал глубоко копать, а просто смирился с участью «козла отпущения». Пусть им будет лучше, а ему хуже. Пусть он виноват, а они нет. Пусть… Но умрут-то они вне зависимости от степени вины. Умрут они играючи… в прятки.