– Дело в том, если ребенок не мой…
– Я не хочу это слушать.
– А что ты завелась? Я просто спросил.
Мудак! Он просто спросил. А как насчет обидеть этим?
– То есть, – немного успокоившись, произнесла Рита, – ты даже не догадываешься?
– Ну почему? Догадываюсь. Отцом могу быть я, кто-то из твоих друзей…
– Просто уйди, – устало произнесла Маргарита. – Я не хочу тебя видеть.
Михаил встал, взял пиджак и вышел в прихожую. Вернулся в куртке.
– В общем, будем об отцовстве разговаривать только после проведения анализа ДНК.
Развернулся и вышел. Из комнаты, из квартиры, но из ее жизни вряд ли. Вот почему-то Рита была в этом уверена.
5
Он набрал сначала номер Наташи, когда та не ответила, Леша набрал Катю. У нее номер был занят. Алексей волновался. Нехорошее предчувствие сдавливало грудь. Что могло случиться в компании людей, знающих друг друга не один день? Надо было просто ехать туда и забирать Наталью, а не бежать домой смотреть хоккей. Все равно они разошлись, скорее всего, далеко за полночь. Но тогда бы его интерес к Наташе заметили все. «Детский сад! – одернул сам себя Одинцов. – Ты бегаешь за ней с пятого класса. То есть ни много ни мало почти десять лет. И только однажды удосужился сводить ее в кино».
Было еще одно. В седьмом классе. Что это было под мостом в Кузьминском парке, он до сих пор не знал. Определенно поцелуй, неумелый, но все же. Но что он означал, Наташа не сказала, а Леша не спросил ни в седьмом классе, ни в восьмом, ни сейчас. Хотя, может, она уже и забыла о нем. О поцелуе, разумеется, о себе-то он напоминал изо дня в день. А вообще, все норм – в седьмом классе первый поцелуй, в восьмом – первое свидание. В двадцать три – может, проводит до дома, ну а в сорок – возможно, свадьба. Боязнь быть отвергнутым в двадцать три по меньшей мере выглядела комично. Если это не патология, то черт знает что такое.
Леша снова набрал номер Наташи. На этот раз он решил подождать подольше. Он сидел на скамейке во дворе. Сырая осенняя погода загнала всех в маленькие неуютные квартирки хрущевских панелек, которые угрюмо взирали на одинокого человека своими серыми глазницами-окнами. Одинцову стало как-то не по себе. Будто он попал во двор давно брошенного города. Припять в центре Москве. Только детский смех раздавался откуда-то со спины. Леша обернулся. Мальчик лет десяти забирался по лесенке на горку и со смехом скатывался вниз. Его оранжевая футболка сияла, словно луч фонаря в сумраке уходящего дня. Алексей улыбнулся. Странно, конечно, что ребенок одет легко, да и почему-то один. Улыбка слетела с губ Одинцова. Он сбросил вызов и убрал телефон.
Мальчик мог сбежать из дома. Да, точно. Леша встал со скамейки. Именно поэтому ребенок одет в одну футболку и шортики. Алексей не был уверен, все-таки до горки было не меньше ста метров, но ему показалось, что мальчишка босиком. Точно сбежал, паршивец.
Одинцов перешагнул через небольшую оградку и быстрым шагом пошел к ребенку.
– Эй, мальчик! – позвал он, но ребенок был занят своими делами. Он поднимался по лестнице наверх, скатывался вниз и снова бежал к лестнице. А еще он все время хихикал. Странно, но Алексея это начало раздражать. – Эй!