— Завтра начнем, — пообещала сестра Уна. — Надеюсь, что у нее получится, иначе ходить им в грязи до скончания века.
— Сестра Брейт, — продолжала допрашивать матушка, — как идут дела с вышиванием, шитьем и ткачеством?
— Еле-еле, — вздохнула монахиня. — У Ронуин терпения не хватает. Считает шитье и вышивание глупыми занятиями. Правда, она любит ткать. Говорит, будто это ее успокаивает. Я показала ей, как прясть, и похоже, она это усвоит.
И все же они продвигались вперед — временами медленно, в чем-то быстро, но продвигались.
— Из Херефорда прибыли ткани, — как-то объявила аббатиса. — Придется самим заполнить сундук с приданым.
— А мощи? — поинтересовалась сестра Уинифрид.
— Брат прислал весточку, что заплатил за них огромные деньги и привезет сам.
Через несколько дней появился принц в сопровождении двух воинов и вручил сестре драгоценный реликварий.
— Мне он обошелся в двадцать золотых флоринов! — бушевал Ллуэлин. — Матери-настоятельнице монастыря Святой Марии во Вратах следовало бы родиться менялой! Она торговалась со мной до седьмого пота! Надеюсь, мои усилия того стоили!
— Хочешь взглянуть на дочь? — спросила аббатиса, гладя золотой ящичек.
— Значит, вы все-таки начали! — обрадовался он.
— Разумеется. Ничего не поделаешь — иначе мы не успеем к весне.
Позвонив в колокольчик, она велела монахине позвать Ронуин. Увидев дочь, принц изумился. Одетая в изящное голубое платье с длинными узкими рукавами, подпоясанное крученой золотой тесьмой, она казалась неземным видением. Золотистые волосы немного отросли, и доходили почти до плеч. На голове красовался венок из живых цветов. Девушка поклонилась сначала тетке, потом отцу.
— Посылали за мной, госпожа аббатиса?
— Твой отец хотел увидеть тебя перед отъездом, — объяснила Гуинллиан.
— Она говорит по-норманнски! — возбужденно воскликнул ап-Граффид.
— Я учусь, господин мой. Мне сказали, что англичане часто говорят на нем, хотя у них есть и другой язык.
— Но ты учишь тот, на котором объясняется знать. Поразительное превращение! Сестра, ты уверена, что она не готова к отъезду?
— Нет, Ллуэлин, конечно, пока рано. Не стоит так спешить. Нам еще многое предстоит сделать, не говоря уж о недошитых платьях. До весны и речи быть не может о ее отъезде.
Приезжай ко дню рождения дочери, если, разумеется, она вдруг не решит стать одной из нас, — пошутила аббатиса.
— Не дай Бог! — воскликнул принц.
Ронуин рассмеялась:
— Не бойтесь, господин мой, та жизнь, которую ведет моя тетя, — не для меня. Когда вернетесь в апреле, исполню вашу волю.
— Попрощайся, Ронуин, и можешь идти, — велела аббатиса.
— Прощайте, господин, — промолвила девушка и с поклоном удалилась.
— Она ни разу не назвала тебя отцом, — заметила Гуинллиан.
— В отличие от парнишки Ронуин считает меня виновным в смерти матери. Она никогда не любила меня, сестра, и, как все дети, хотела, чтобы мать уделяла внимание только ей. Каждый раз, когда я навещал мою прекрасную Валу, девочка смотрела на меня волчонком. С годами ничего не изменилось, но это не важно. Главное, чтобы она почитала и слушалась меня.